Чиновники Люфтваффе крайне удивились такому отказу от общепринятого правила акклиматизации перед опасной работой и долго шептались между собой, прежде чем сказать дорогим гостям что-то определенное.
Наконец престарелый пузатый генерал, видимо, пользующийся авторитетом среди своих спецов, осклабился приветливой улыбкой дьявола, готового сожрать любого гостя с потрохами, и злорадно процедил сквозь зубы, не стесняясь элегантной переводчицы:
— Черт подери этих русских! Может быть, они прямо сегодня хотят оседлать наших битюгов? — Он имел в виду тяжелые бомбардировщики, о которых зашла речь.
Опустив ругательство, посольская переводчица слово в слово передала издевательскую интонацию важного чиновника. Но в этот момент счел нужным персонально познакомиться с членами делегации державшийся особняком военный с припухшим глазом.
— Минуточку, господа! Прежде всего хотелось бы знать, с кем лично нам выпало счастье встретиться? — поинтересовался разноглазый. — Полковник Адольф Галланд, командир эскадры Люфтваффе. Честь имею, — отрекомендовался Третий (по мнению адмирала Канариса) Адольф германского рейха. Вторым главный контрразведчик вермахта считал богатого единомышленника фюрера, банкира и промышленника Адольфа Густлова.
Представились друг другу и остальные участники встречи. Федоров первым уловил иронию в сказанном о битюгах и не выдержал, влез поперед старших:
— Факт. Мы готовы сегодня же оседлать ваших коней. И в первую очередь — знаменитых скакунов Мессершмитта. Везите нас на конюшню, если не устали, гер полковник. Иван Евграфич. Честь имею, — цинично улыбнулся неизвестный агентуре Канариса какой-то, как послышалось немцам, граф Иван.
Ни один мускул не шевельнулся на скулах разноглазого, пока переводчица рейха излагала выпад русского «графа». Только правая бровь полковника полезла вверх по мере постепенного постижения сути перевода и застыла изогнутым крылом чайки над сверлящим оком стервятника, падкого до свежатинки.
Застыла и… едва родившийся спор сник под воздействием противостоящих друг другу энергетических полей.
— Зер гут! Вы готовы лететь в Аушбург? — глазом не моргнув воскликнул полковник, перехватывая инициативу переговоров у генерала с выдающимся животом, почтительно сомкнувшим рот. Господин Мессершмитт будет очень рад такому смелому испытателю.
— Яволь, гер полковник, — в тон своему сопернику вскинул голову и слегка кивнул в знак согласия нетерпеливый поклонник мессершмиттовских скакунов.
Тут же договорились, что Супрун отправится на заводы Хейнкеля, Стефановский посетит научно-исследовательский центр Люфтваффе, а Викторов ознакомится с производством штурмовиков Юнкерса. В случае организационных неурядиц и чрезвычайных происшествий держать связь с руководителем делегации «профессором» Петровым, обосновавшимся в советском посольстве в Берлине.
Ближе к вечеру Иван Евграфович в сопровождении переводчика из посольства и представителя Люфтваффе барона Галланда прилетел в город крупнейшего авиапромышленника, поставщика лучших истребителей германскому вермахту. С ходу направились в огромный ангар, где стояли уже апробированные в воздухе и готовые к продаже самолеты. Походили вокруг одного «мессера», постучали по дюрали костяшками пальцев и направились в кабинет главного механика для ознакомления с технической документацией. Просмотрев несколько листов с чертежами, Иван Евграфович заявил, что он плохо разбирается в немецком языке и хотел бы увидеть и пощупать кабину истребителя. Так ему, летчику, а не инженеру, сподручнее!
Немцы посовещались между собой и сказали, что для этого требуется разрешение главного инженера. Полковник Галланд вскользь заметил, что ему нужно засвидетельствовать свое почтение владельцу завода, чтобы утрясти некоторые формальности относительно пребывания гостя в частном владении.
— Рад буду поужинать с мистером Иваном в заводском кафе, — откланялся барон.
Прошло полчаса, прежде чем был разыскан главный инженер и получено согласие на изучение приборов внутри кабины самолета. Покрутив рычаги управления, пощупав руками каждый винтик и отжав несколько раз педали ногами, Иван осветился улыбкой. Механик во время этого ознакомления стоял внизу, изредка перебрасываясь с переводчиком двумя-тремя фразами.
— Аллее гут! Зер гут! — по-немецки зачирикал довольный практикант, открывая фонарь. — А можно попробовать мотор на холостом ходу? — уже по-русски обратился к механику молодой человек, явно исчерпавший запас знаний немецкого языка.
— Найн! Уммёглик! — Нет! Невозможно! — испуганно замахал руками механик. — Для этого нужно письменное разрешение главного инженера и вывести самолет на летное поле.
— Бюрократы! Мать вашу за ногу! — чисто по-русски выразил сожаление несостоявшийся испытатель мотора, покидая кабину.
Вместе с переводчиком и механиком составили заявку на апробирование в полевых условиях мотора любого самолета конструкции Мессершмитта.
К вечеру появился Галланд, переодетый в черный смокинг и ослепительно белую рубашку с блистающим Железным крестом с бриллиантами под кадыком вместо бабочки. Поинтересовался успехами гостя. Узнав, что из-за немецкой педантичности мотор не удалось прослушать даже на месте, в ангаре, полковник пообещал посодействовать о сокращении некоторых формальностей в стажировке русских летчиков.
— А каков срок обучения? — полюбопытствовал Иван.
— Для переквалификации — три месяца, — последовал ответ.
— О нет! Так не пойдет! Факт. У нас программа рассчитана на месяц. Ферштеен? С облетом всех типов самолетов. Понимаете? С такими условиями работы мне тут делать нечего. Законно. Я звоню руководителю делегации и завтра уезжаю, — убежденно зачастил ретивый летчик, вышагивая рядом с разноглазым собеседником в смокинге по пути в заводское кафе, чтобы поужинать за счет фирмы.
— Ха-ха-ха! То же самое говорят ваши камарада, — рассмеялся таинственный покровитель русского авиатора.
Впрочем таинственным он оставался чисто формально. Одноглазый прекрасно сознавал, что русские раскусили его при первой встрече. Слишком популярным и приметным был летчик, потерявший глаз при испытании самолета. Да и Железный крест с бриллиантами за Испанию прославил его на всю Европу. Но Иван Евграфович не подавал виду, что знает Галланда по Испании. Во-первых, раскрывать себя, откровенничать с кем бы то ни было, тем более с потенциальным врагом, запрещала инструкция, полученная при отъезде на Лубянке; во-вторых, жить и работать секретно, иногда под чужим именем за рубежом, вошло в привычку, стало, как говорят, второй натурой.