Ознакомительная версия.
От года к году, постепенно овладевая такими «чудесами» и приемами, радио создает, накапливает свой собственный арсенал художественных средств выражения, обогащая и совершенствуя свой неповторимый специфический язык. При этом значительную роль здесь, конечно, играет и новая техника, позволяющая все более усложнять или составлять новые комбинации знакомых звучаний.
Таким образом, кроме обычных своих обязанностей, лежащих в начале любой режиссерской работы, — общий замысел постановки, определение стиля, главных смысловых акцентов и т. д. — именно у микрофона перед постановщиком, актером, звукорежиссером возникает бесконеч-ный ряд совершенно специфических, новых творческих проблем, от решения которых зависит ясность, глубина, эмоциональная заразительность, наконец, художественная ценность всех первоначальных замыслов и построений.
Чем больше я узнаю радио, тем более мне кажется, что здесь, несмотря на множество уже решенных творческих задач, впереди еще необъятное пространство для поисков и всяческих фантастических экспериментов по созданию радиоязыка. Кстати, это касается не только художественных, но и всех прочих форм вещания, так как именно теперь настало время, когда творчески глубоко осмысленная хроника способна увлекать и потрясать не меньше, чем самое новаторское сочинение.
К счастью, создание этого языка, процесс его пополнения — есть не что иное, как ежеднев-ная простая необходимость, возникающая независимо от теоретических рассуждений во всякой мало-мальски творческой работе, и потому каждый причастен к этому в меру своих способнос-тей и умения.
Иногда новое приходит само прямо из жизни, иногда со сцены или вместе с литературой, а то вдруг отыскивается в прошлом или в недрах какого-то давно стоящего в углу аппарата.
Теперь, в дни третьей нынешней встречи с радио, я, почему-нибудь споткнувшись, на самых разных этапах работы вдруг возвращаюсь к тем впечатлениям, которые сохранились еще от первых свиданий.
Вроде бы всё изменилось, приобрело практические примеры и основания, а в то же время некоторые ощущения живы, кажется, ничуть не постарели и, несмотря ни на что, все еще ждут своего воплощения. Так, например, не выходят из памяти совершенно объемные классические образы, созданные актерами на радио, а те же персонажи, сыгранные прекрасными исполнителя-ми на сцене или на экране, все, кажется, требуют каких то поправок. Будто и правда на свете есть специально «радийные» персонажи, как бывают более или менее фотогеничные люди.
Нечто подобное случается порой и с немыми книжными картинками. Чем глупее книга, чем примитивнее ее герои, тем более удаются разным художникам иллюстрации к ней, и редко и далеко не все читатели верят изображениям Пьера Безухова, Настасьи Филипповны или Печорина. Видимо, слишком ясно и слишком по своему складываются эти образы в сознании каждого, кто прикоснулся к книге.
В известной мере и спектакли и фильмы — суть движущиеся иллюстрации, и облик актера тоже только более или менее удавшийся портрет. Вероятность его совпадения с внутренним представлением каждого сидящего в зале зрителя ничтожна, во всяком случае, не более иллюстрации.
А на радио это порой раздражающее несходство актера с возникшим в душе читателя обра-зом устранено. И если актер верен автору, внутренней сути изображаемого лица, радиослуша-тель гораздо скорее и полнее соединит его с тем, кого он хочет видеть. Вот почему радио иногда может дать наиболее точное и глубокое воплощение инсценированной книги.
Скрытые микрофоном в этом случае актеры, да и режиссер только выигрывают. Только здесь Джульетта может быть четырнадцатилетней, а Лир воистину слепым; только тут Иван Ильич может умереть и еще чувствовать, когда для постороннего взгляда все кончено, то удивительное освобождение, которое невидимо и неведомо живым. В эфире так ясно, так убедительно превращение Фауста или мгновенное перемещение из одного мира в другой.
Это не отрицание старинного очарования театральной условности, не конкуренция кинотрю-ку, а совершенно иная возможность максимального приближения к той литературе, для которой простое правдоподобие, мелочная натуральность или театральный эффект — пустое развлечение.
По той же причине мне кажется, что радио ближе всего и к сказке. Теплой, доброй, страш-ной и таинственной, но непременно с необыкновенными героями и событиями, и еще всегда обладающей особой интонацией, авторской манерой рассказывать. А если к этому прибавить смутное детское ощущение, соединившее сказку с родным, плывущим из полутьмы голосом, то может оказаться, что именно отсюда начинается мое стремление отыскать своего единственного слушателя и ни в коем случае не лгать ему.
Есть неоспоримая ценность в любой записи хорошо прочитанного произведения. Одни эти передачи оправдали бы существование художественного вещания. Будь то сказка или сложней-шие многолинейные романы, многим людям, даже впервые услыхавшим их по радио, профес-сиональное чтение открывает не только сочинение, но, главное, автора, его неповторимый слог, музыку, без которой невозможно постичь ни стихи, ни прозу Гоголя, ни душу литературы вообще.
Однако по мере удаления от классического, чистого чтения вопрос о присутствии в передаче автора все более усложняется. Разные голоса, разные актерские манеры, звучание оркестра, шумы — все, конечно, по своему искажает, деформирует первооснову. Но в то же время именно тут и скрыты сильнейшие средства сближения художественного образа, авторского замысла с чувствами и мыслями слушателя. И если есть какой-то выигрыш в невидимой игре актера, в создании образа чисто звуковыми средствами, то важнейшее преимущество радиопостановки, конечно, заключено в органичном, естественном присутствии автора внутри любой сцены. Мне кажется, что сегодня авторское начало, авторское видение персонажей и событий, авторская интонация, манера письма — все это приобретает первостепенное значение и смысл.
Современное сложное построение романа, почти хроникальные рваные диалоги; быстро сменяющиеся время и место действия, невероятный, уже замеченный всеми подъем интереса к литературе классической — все требует неотступного и постоянного авторского вмешательства.
Разумеется, здесь всё наиболее спорно, сложно и плохо доказуемо логически потому, что «авторское» в момент рождения звукового образа это уже и режиссерское ощущение целого, и чутье исполнителя, и единое понимание данного куска всеми, кто работает над передачей.
Тут на каждом шагу требуется и творческая фантазия, и смелость для разрушения привыч-ной схемы, и умение пользоваться всем арсеналом звучаний, и знание техники.
Ознакомительная версия.
