— Твою «Всеобщую песню» я всегда носил в рюкзаке, я читал партизанам в Сьерра-Маэстре стихи из нее.
— Это большая честь для меня. Я очень рад.
— Они придавали нам силу и мужество. В борьбе без таких стихов не обойтись. Че протянул Неруде коробку с сигарами.
— Ты чем-то обеспокоен, Неруда? Тебе не нравится на Кубе?
— Ну что ты! Конечно, мне нравится. Вы сделали все, чтобы возродить надежду и не дать ей рухнуть. Миллионы южноамериканцев пробудились от сна. Теперь у них есть цель в жизни. Вы заставили свободу и надежду занять место у стола народов Америки. Эта революция бросила клич всем народам нашего континента. Но я вижу, что над вашей революцией нависла угроза. Об этом пишут газеты и сообщает радио. Они готовят вторжение. Они хотят уничтожить надежду всей Южной Америки. Во всех стратегически важных пунктах Гаваны я видел мешки с песком. Я очень боюсь, что на Кубу пойдут войной.
При первых словах Неруды Че встал. Он слушал его, наморщив лоб. Он задумчиво вертел пальцами сигару и потирал виски. Наконец он повернулся к окну своего кабинета, за которым царила ночная мгла. Он окинул взглядом панораму Гаваны и заговорил.
Его слова не предназначались Неруде. Он просто вслух размышлял за них обоих. В его речи никогда еще не чувствовался столь явно аргентинский акцент.
— Война… война… Мы всегда выступали против войны. Но уж если мы один раз воевали, то не можем больше жить без борьбы. В любой момент мы хотим к ней вновь прибегнуть.
Че прочитал искренний ужас в глазах Неруды. Неруда воспринимал войну как кошмар.
— Это ты говоришь только потому, что сильно переутомился.
Неруда как бы пытался оправдать Че перед ним самим.
Че ничего не ответил. Он не мог сказать ему, что уже начал готовиться к новой борьбе за интернациональное дело. Конспирацию надо было соблюдать даже с Нерудой.
Дверь распахнулась, и целый каскад фотовспышек замелькал перед ним. Более двухсот журналистов, фоторепортеров, кинооператоров и телерепортеров столпились в маленьком зале, чтобы забросать его вопросами. Он возглавлял делегацию Кубы на конференции министров экономики в Монтевидео.[19]
— Доктор Гевара, какие экономические отношения поддерживает Куба со странами восточного блока?
— Мы поддерживаем с социалистическими странами торговые связи. Мы не считаем, что торговые отношения с социалистическими странами противоречат нашему стремлению наладить хорошие торговые и экономические связи с государствами Латинской Америки.
— Сеньор Гевара, как поступит Куба с лицами, взятыми в плен после высадки в заливе Кочинос?
— Мы предложили обменять их на политических заключенных, арестованных в США, Испании и некоторых латиноамериканских странах. Однако это предложение было отвергнуто. Теперь их будут судить, и мы посмотрим, можно ли будет в дальнейшем вновь сделать их полезными членами общества. Как вы видите, среди этих людей почти нет рабочих. Когда Фидель разговаривал с ними, он спросил, кто из тысячи двухсот людей хоть раз участвовал в рубке сахарного тростника. Только один из них, как-то заблудившись, побывал на плантации. Теперь мы должны их перевоспитать, поскольку на Кубе кончилось время, когда можно было жить по принципу «кто не работает, тот ест».
Один журналист широко улыбнулся и с некоторой задержкой спросил:
— Скажите, а доктор Кастро и вы сами уже рубили сахарный тростник?
— Да, мы все время занимаемся этим. Как члены кабинета мы просто обязаны рубить сахарный тростник. Кроме того, я сам грузил бананы!
— Будучи министром?
— Да, мистер, а раньше я грузил бананы в портах Латинской Америки, когда работал грузчиком. Так что я познал деятельность монополии по торговле фруктами изнутри. Все, что я говорю, — правда, и не смотрите на меня так недоверчиво!
— Команданте Гевара, на Кубе все еще существует американская военно-морская база Гуантанамо, что представляет собой не только военную, но и политическую проблему. Как вы собираетесь ее решить?
— Мы постоянно заявляли и заявляем, что Соединенные Штаты в нарушении всех норм оккупируют кубинскую территорию. Мы никогда не смиримся с этим и постоянно указываем различным международным органам и организациям, что существование этой базы представляет собой покушение на наш национальный суверенитет. Но мы не будем ставить под угрозу мир во всем мире, совершая какие-либо акции против этой американской базы. Несмотря на все провокации со стороны размещенных там американских солдат, мы, как и прежде, занимаемся поисками только политического решения, а не военного.
— Мистер Гевара, почему в атмосфере якобы подлинной свободы на Кубе были закрыты католические школы?
— Это абсурд! Католические школы перешли под контроль государства.
— Означает ли это, что на Кубе больше не будет частных школ?
— Ни одной! Все они стали государственными, и все они доступны широким массам.
— Но они остались католическими школами?
— Нет, это просто школы!
Когда смех затих, к нему обратились со следующим вопросом. Пресс-конференция, казалось, никогда не кончится.
— Доктор Гевара, каковы в настоящий момент отношения между кубинским государством и церковью? Какую позицию занимает кубинское правительство в отношении церкви?
— Здесь мы занимаем совершенно определенную позицию. У нас нет государственной религии. У нас полная свобода вероисповедания, и мы никому не позволим именем религии сеять раздор и ненависть. В определенный период католическое духовенство, высший слой которого состоял исключительно из одних испанцев, попыталось в открытую встать на сторону контрреволюции. При этом они даже сбросили на парашюте над заливом Кочинос трех священников, одетых, понятное дело, в маскировочные костюмы. Тогда мы просто-напросто арестовали всех священников-испанцев и вернули их Франко, снабдив запиской: «Как видите, у вас здесь семьсот…»
— Не могли ли бы вы назвать имена этих священников?
— Всех семисот высланных?
— Нет, имена сброшенных на парашюте.
— Одного звали Луго, второго Мачо, а третьего Лас Эрас.
— Я из самой крупной уругвайской газеты «Эль Диарио», издающейся в Монтевидео.
Че оглядел собравшихся и спросил: «Это правда?» Он увидел, как многие закивали в ответ.
— Ну, хорошо, похоже, что правда.
— Она также самая популярная газета в стране. Возможно, некоторым коллегам мой вопрос покажется несерьезным, но мне хотелось бы создать на этой пресс-конференции несколько другую атмосферу. Не могли ли бы вы рассказать, как вы живете, что едите, любите ли спиртное, курите ли, нравятся ли вам, прошу прощения у присутствующих здесь дам, женщины?
