Ознакомительная версия.
Два с половиной года назад, когда мне стало ясно, что в центре Европы снова созревает нарыв[13], я задумался над тем, как предотвратить грядущую войну. Дело в том, что еще в ходе экспериментов с моим осциллятором радиочастот[14] я открыл лучи сверхмалого диаметра, которые не годились ни на что, кроме разрушения[15]. Изучив их ровно настолько, сколько требовало мое любопытство ученого, я перешел к другим экспериментам. Разрушение никогда не интересовало меня, в отличие от созидания. Я вспомнил о них ради того, чтобы удержать Германию от попытки развязать войну. Всем нациям нужен мир, а немцам – мировое господство. У меня не было возможности для создания демонстрационного образца излучателя и проведения экспериментов с ним, но у меня были расчеты и протоколы экспериментов, которые я производил в начале века. По расчетам выходило (а мои расчеты всегда верны), что при помощи этих лучей можно будет сбивать самолеты противника на расстоянии до 250 миль! Армии можно расстреливать ими, как шеренгу солдат из пулемета. Я мирный человек и никогда не хотел иметь дело с оружием. Но ради того, чтобы спасти свою родину и весь мир от страшной угрозы, приходится менять свои взгляды.
Сначала я показал свои расчеты Вэну, но он не заинтересовался. Вэн старается не говорить мне слова «нет», но его «обсудим это позже» равносильно отказу. Тогда я отправил документы правительствам Югославии, Советского Союза, Франции, Великобритании, Канады и Соединенных Штатов. Вэн, каким бы авторитетом ни пользовался он в Белом доме, все же не президент. Ответ пришел только из Советского Союза. Меня тепло поблагодарили и все.
Вэн подшучивает надо мной и называет меня «наивным идеалистом». Напоминания о моих лучах Вэн предпочитает пропускать мимо ушей. Он мне не верит. Что же касается моей теории «мирного равновесия», то Вэн и ее отвергает. Он утверждает, что в любом случае, при любом развитии военного дела, будут сильные и слабые, и сильные будут стараться подчинить слабых. Я не обижаюсь на Вэна по двум причинам. Во-первых, потому что очень уважаю его и как ученого, и как человека. Вэн – один из немногих людей, с которыми я могу вместе работать. Вторая причина заключается в том, что я уверен в своей правоте. Мой ум еще ни разу меня не подводил. Все мои мысли, догадки и предположения в конечном итоге оказывались верными. Во время прошлой войны императоры с королями сидели в своих столицах и не думали о том, что в каждую минуту их жизни могут оборваться, подобно жизням солдат на передовой. Знай они, что с ними в любой момент может случиться то же самое, вели бы себя иначе.
Я надеюсь дожить до того дня, когда контейнер с грузом меньше чем за секунду преодолеет путь от Нью-Йорка до Парижа или Лондона. Пока что мы разрабатываем систему транспортировки неживых грузов, поскольку надо как следует отработать ее, а уже потом переходить к экспериментам с живыми существами. Мне 80 лет, но в глубине души я остался ребенком. Это мне говорили многие. Я предвкушаю, как в один прекрасный день, я сумею отправить какой-нибудь подарок моей сестре Марице. Представляю, как удивится она, когда на столе перед нею вдруг появится коробка со сладостями, а сверху будет лежать записка от меня – «Дорогой сестре от любящего брата». Мальчишество, чистой воды мальчишество, но я не смогу отказать себе в этом удовольствии. В моей жизни осталось так мало удовольствий, что нельзя пренебрегать ни одним из них.
Я решил посвятить моему характеру отдельную главу в моих воспоминаниях, потому что большинство сочиненных обо мне небылиц касаются моего характера.
Небылицы исходят из двух источников. Журналисты, которым нужны сенсации, выдумывают мифы о моей ненависти к людям. Кто-то дошел до того, что написал, будто я стреляю во всякого, кто без разрешения появится на пороге моего жилища. Читая этот бред, я не мог сердиться, а только смеялся. Как, будучи в здравом уме, можно выдумать такое?
Ненависть к людям, нелюдимость, замкнутость – это то, что ставят мне в вину в первую очередь. Давайте определимся точнее. Замкнутость еще не означает ненависти к людям. Все то, что я сделал и продолжаю делать для человечества невозможно делать с ненавистью. Только с любовью. Я ненавижу тратить время впустую, это так. Мое время слишком дорого. Я постоянно думаю над серьезными научными проблемами. Вот даже сейчас, когда я пишу эти строки, какая-то часть моего мозга обдумывает данные последних экспериментов. Если меня отвлечь, то мой мыслительный процесс не просто нарушается. Я сбиваюсь с мысли, отодвигаюсь назад и мне требуется время для того, чтобы снова сосредоточиться. Несколько раз случалось так, что я упускал нечто важное, когда меня отвлекали, не успевал додумать мысль до конца. Позже я додумывал, но это вызывало задержку в решении проблемы.
Кроме того, далеко не все люди, с которыми сталкивает меня жизнь, интересны мне. Если человек мне интересен, то я с удовольствием буду с ним общаться. Если же нет, то не стану тратить на него время. Увы, интересных людей один на тысячу. Не надо забывать и о том, что, не имея своего дома, я вынужден жить в отелях, а здесь жизнь течет по своим правилам. То зайдет горничная, чтобы узнать, не нужно ли мне чего, то явится какой-нибудь коммивояжер, то журналист, то посыльный… Выход только один – повесить на дверь табличку с требованием не входить без вызова.
Если незнакомые или не входящие в мой круг общения люди узнают меня на улице, то я ничего не отвечаю и прохожу мимо. Причина та же – я не хочу тратить время попусту. Я не люблю лицемерия и считаю, что лучше уж я продемонстрирую искреннее нежелание общаться, чем буду отягощать себя лицемерным, совершенно не нужным мне общением.
В отношении людей, когда-то обманувших меня, я не питаю никаких иллюзий и забочусь только об одном – не дать им обмануть меня снова. Уроком для меня стало общение с Эдисоном и его сотрудниками. После того как меня наглейшим образом обманули в Континентальной компании Эдисона[16], я переехал в Америку, снова поступил к Эдисону и снова был обманут, теперь уже не его сотрудниками, а им самим[17]. Горький урок обошелся мне в 75 тысяч 262 доллара 37 центов[18]. А во сколько оценить веру в людей? В товарищество между учеными? Самыми большими потерями в моей жизни были не деньги, а люди. Я говорю не о покойниках, смерть близкого человека больно ранит, но смерть – это естественный процесс, которого невозможно избежать. Я говорю о тех, кто разочаровал меня. Очень больно разочаровываться в людях, особенно в тех, кем до того восхищался.
Идеалы и принципы – это все, что у меня есть. Это то, что делает меня Николой Теслой. Я могу менять свои научные взгляды, если убеждаюсь в их ошибочности, но не меняю своих убеждений. Сейчас у меня идет длительный спор с Вэном по поводу исследований влияния электромагнитных сил на пространство. Военное министерство[19] хочет как можно раньше начать эксперименты с людьми. Вэн предлагал мне использовать добровольцев из числа военнослужащих, но я отказался. Мой принцип таков – сначала эксперименты с предметами, потом – с животными и только после с людьми. После добровольцев Вэн предложил мне использовать преступников, приговоренных к смертной казни. Им все равно умирать, пусть перед смертью принесут пользу обществу. Я снова отказался. Заодно я предупредил Вэна, что если он попробует проводить эксперименты с людьми без моего ведома, то я прекращу с ним сотрудничать[20].
Меня можно назвать каким угодно, но нельзя называть «взбалмошным человеком» или «сумасбродом», хотя эти характеристики часто употребляют мои недоброжелатели. У меня есть много недостатков, но сумасбродства нет ни капли. Все свои поступки я сначала обдумываю. Все принятые мною решения имеют под собой веские основания. Ни разу за всю свою жизнь я не руководствовался эмоциями. Только разумом! Всегда разумом! Случаются у меня вспышки гнева, когда я повышаю голос и начинаю жестикулировать, но даже в эти моменты мной управляет разум. Возможно, я кажусь эксцентричным, я это допускаю. Но я не сумасброд. То, что люди называют «причудами Теслы», на самом деле есть привычки, сформировавшиеся под действием определенных обстоятельств. Если я чего-то не выношу, значит у меня с этим связано какое-то плохое воспоминание, мучающее меня до сих пор. Привычка к постоянным подсчетам выработалась у меня в юности. Подсчетами я тренировал свой ум. Ученому нужно уметь быстро и безошибочно производить в уме расчеты, а ни одно умение не вырабатывается без тренировки. Постепенно тренировка стала привычкой.
То, что я якобы не умею ладить с людьми, не умею работать в коллективе – ложь, пущенная в оборот Эдисоном и охотно повторяемая прочими моими недоброжелателями. В Будапеште и Страсбурге[21] могут найтись еще люди, которые опровергнут эту ложь, но мне не хочется тратить время на переписку и беспокоить людей столь же почтенного возраста, что и я. Я способен найти общий язык с другими людьми и работать в коллективе. Но сама сущность моей работы индивидуалистична. Мне не нужен коллектив для того, чтобы думать. Думать хорошо в одиночестве. Потому я и работаю в одиночестве. Меня очень задевает, когда меня «отшельника»[22] сравнивают с Эдисоном, который повсюду, разве что кроме сортира, ходил со свитой из сотрудников. Нельзя сравнивать, не понимая сути того, что сравнивается. Я не раз говорил и повторю сейчас, что у нас с Эдисоном совершенно разные методы. Я – мыслитель. Я сначала обдумаю проблему, а потом приступаю к экспериментам. Каждый мой эксперимент, еще до его начала, тщательно обдумывается на предмет простоты, быстроты и четкости. Эдисон же не любил и не умел думать. Он только экспериментировал, причем большинство его экспериментов были громоздкими и ненужными. Он бродил вслепую, искал наугад. Для множества экспериментов Эдисону требовалось много сотрудников (я говорю не о его компаниях, а о его лабораториях). Но сотрудники были нужны Эдисону не только для экспериментов. Он с легкостью присваивал чужие открытия и изобретения. Я испытал это на себе и знаю других людей, которых Эдисон обокрал и обманул столь же цинично, как и меня. Я подозреваю, что из более чем тысячи патентов Эдисона[23] на самом деле ему принадлежит не более двухсот. Из самых знаменитых изобретений Эдисона только телефонный передатчик – плод его собственного ума. Фонограф придумал один из первых сотрудников Эдисона по фамилии Бернштейн. Идею лампочки Эдисон украл у русского ученого Лодыгина[24]. Кинетоскоп и кинетограф[25] придумал и создал Уильям Диксон. Диксону повезло больше, чем остальным. Эдисон сделал его соавтором изобретения кинетографа – не отобрал славу, а «благородно» разделил ее, взяв себе большую часть. Этим он надеялся удержать Диксона при себе, но Диксон все равно ушел. Рано или поздно от Эдисона уходили все его сотрудники.
Ознакомительная версия.
