Согласно изложенной им самим биографии, Ежов стал лидером партийной ячейки артиллерийской мастерской № 5, а с октября 1917 по 4 января 1918 года он был помощником комиссара, а затем и комиссаром станции Витебск и «организовывал новые партийные ячейки». Говоря о Февральской и Октябрьской революциях 1917 года, в анкете начала двадцатых годов он пишет, что «активно участвовал в обеих революциях», а в другой анкете утверждает, что во время Октябрьской революции участвовал в «разоружении казаков и польских легионеров»{33}. Минц, развивая тему особо подчеркивает: «Витебский военно-революционный комитет после восстания в Петрограде не пропускал ни одного отряда на помощь Временному правительству, 1 ноября в Витебске был разоружен казачий полк, спешивший на помощь Керенскому»{34}. Однако в 1930-х годах в партийных кругах были и иные мнения о «революционном» прошлом Ежова. Бывший кандидат в члены Политбюро Павел Постышев, будучи арестованным, говорил своим сокамерникам: «Кто же не знал в узких кругах партии, что Ежов в белорусских лесах в 1917–1918 годах занимался тем, чем занимался Сталин в Закавказье после первой русской революции — бандитизмом и грабежами»{35}. В любом случае активное участие Ежова в революции 1917 года в Петрограде, как об этом иногда пишут, является легендой.{36}
Так чем же в действительности занимался в Витебске Ежов? Архивные материалы, выявленные Институтом истории партии при ЦК КП(б) Белоруссии, подтверждают лишь сам факт его службы в 5-х артиллерийских мастерских. Однако приказом по мастерским от 27 мая 1917 года младший мастеровой Ежов был исключен с довольствия по болезни. Следующее упоминание Ежова есть лишь в приказе от 6 ноября 1917 года, где он уже числится на работе в канцелярии в должности писаря и назначается в очередное дежурство по мастерским (вышел ли он на это дежурство — неизвестно). И, наконец, в приказе по 5-м артиллерийским мастерским от 6 января 1918 года по строевой части говорится: возвратившегося по выздоровлении из сводного полевого запасного 708 госпиталя старшего писаря Николая Ежова «зачислить на провиантское, приварочное и чайное довольствие с 7-го сего января», и тут же в параграфе 6 этого же приказа — «уволенного по болезни в отпуск ст. писаря Николая Ежова исключить из списков мастерской, провиантско-приварочного, чайного, мыльного и табачного довольствия с 8-го сего января, а денежного с 1 февраля с. г.»{37}. Как видим, Ежов лишь один день мелькнул на службе и тут же убыл в отпуск, получив деньги за период до 1 февраля. Больше в мастерских, да и на военной службе его не видели. Сам же Ежов указывает время окончания своей военной службы — май 1917 года, и добавляет, что после этого, «фактически не демобилизованный вел работу в партии и совете»{38}. Как видим, у Ежова с мая 1917 по январь 1918 года была уйма свободного времени, да и после увольнения в отпуск по болезни еще неизвестно, когда и куда он выехал из Витебска. По крайней мере, даже в анкете, заполненной позднее, Ежов не указал, чем он занимался с января по май 1918 года{39}. Так что о его участии в «революционных» налетах и о том, что это за «Красная гвардия», в которой он состоял, стоит еще поразмыслить.
В мае 1918 года Ежов встретился со своей семьей в Вышнем Волочке Тверской губернии, где он получил работу на стекольном заводе Болотина. Там он стал членом заводского комитета, а с июня 1918 по апрель 1919 года — членом районного комитета. «Вначале 1919 года, — как пишет в автобиографии Ежов, — мобилизован на колчаковский фронт»{40}. Однако повоевать «на колчаковских фронтах» ему не довелось, слесарем-механиком его зачислили в батальон особого назначения в городе Зубцове. Затем с мая 1919 года он служил в Саратове в запасном электротехническом батальоне, где возглавил партийную группу и стал секретарем партячейки военного района (городка). Двадцать лет спустя Владимир Константинов, эвакуировавший батальон из Петрограда в Саратов, вспоминал на допросе: «И вот в 1919 году является ко мне такой шпингалет в порванных сапогах и докладывает, что прибыл и назначен ко мне политруком. Я спросил его фамилию, он ответил — Ежов»{41}. Они стали друзьями и прослужили вместе до 1921 года. В августе 1919 года, после эвакуации в Казань, Ежов был назначен военным комиссаром радиотелеграфной школы РККА второй радиобазы, что означало исключительно политический и агитационный характер его работы. Фадеев и здесь ярко рисует его образ: он активно участвовал в сражениях, например, в атаке на деревню Иващенково, где был ранен тремя осколками снаряда, один из которых попал ему в челюсть. «Тяжелое ранение надолго вывело Ежова из строя. На всю жизнь у него остался шрам правее подбородка». Писатель не скупится, рисуя портрет Ежова того времени: «Очень еще юный, чернявый парень с густыми черными бровями; мечтательное выражение глаз при сильной складке губ, — лицо одухотворенное, волевое»{42}.
В феврале 1920 года Ежов получил взыскание от военного трибунала Резервной Армии, к которой относилась его база, за недостаточную бдительность, из-за чего в школу было принято несколько дезертиров. Это упущение не повлияло на его карьеру, и в мае он был назначен военным комиссаром радиобазы в Казани{43}. Хотя его дисциплинированность и усердие в исполнении приказов уже были замечены, политическая репутация все же была запятнана. В 1936 года при обмене партбилета, заполняя регистрационный бланк, Ежов указал, что он принадлежал к «Рабочей оппозиции» внутри коммунистической партии, но порвал с ней перед Десятым съездом партии в марте 1921 года. Четыре года спустя, перед судом, он говорил, что только сочувствовал оппозиции, добавив, что никогда не был ее членом, и что после критических выступлений Ленина в марте 1921 года он осознал свои заблуждения и стал придерживаться ленинской линии{44}. Однако дружеских связей с лидерами «Рабочей оппозиции» он не порывал. А своими корнями эти настроения уходили в дореволюционное прошлое Ежова. Будучи арестованным, чекист С.Ф. Реденс показал, что Ежов, по крайней мере, один раз в частном разговоре хвастался, что когда-то он пошел против Ленина и участвовал в полуанархистском движении Яна Махайского[6] против интеллигенции — «махаевщине»{45}.
Удачный этап в карьере наступил, когда в апреле 1921 Ежов стал членом бюро и заведующим отделом агитации и пропаганды одного из районных комитетов партии Казани, а в июле он получил такую же должность в Татарском обкоме партии. Примерно в это же время он был демобилизован из армии{46} и избран в президиум Центрального Исполнительного комитета (ЦИК) Татарской АССР. В августе, устав от напряженной работы, он получил отпуск и путевку в один из санаториев Москвы для лечения. Затем по рекомендации Центрального комитета (ЦК) партии находился в Кремлевской больнице с 18 января по 13 февраля 1922 года для излечения колита, анемии и катара легких{47}. Ясно, что тогда он уже был замечен и, по-видимому, в Москве встречался с влиятельными работниками аппарата ЦК Лазарем Каганович и Менделем Хатаевичем, которых, возможно, знал еще с Белоруссии{48}.[7] В результате он получил руководящий пост: 15 февраля 1922 года секретариат ЦК назначил его ответственным секретарем Марийского обкома партии{49}. Так как это назначение было довольно значимым, можно предположить, что в это время у него состоялась первая в жизни встреча со Сталиным.
