«Осенний месяц беспредельно прекрасен. Человек, который считает, что месяц всегда таков, не понимает разницы и вызывает жалость».
«И когда к нам в душу произвольно одна за другой наплывают разные думы, это, быть может, случается оттого, что самой души-то в нас и нет. Когда бы в душе у нас был свой хозяин, то не теснилась бы, наверное, грудь от бесконечных забот».
(Там же)Был вчера вечером у Н. П. Абрамова в связи с интервью для польского «Кино». Он милый и безвредный человек, но страшно ограниченный. Мои рассуждения о природе кино и взгляде на science fiction привели его в восторг. Неужели он сам никогда не думал об этом? Подарил мне две книги, написанные суконным языком и в высшей степени пустые. Скучно.
Как тщеславны старики — все эти Герасимовы! Как они жаждут славы, похвал, наград, премий! Очевидно думают, что от этого они станут лучше снимать. Жалкие они какие-то. Несчастные дилетанты, своими поделками зарабатывающие деньги. И вполне профессионально, должен заметить. Кстати Гейзе остроумно высказался на этот счет:
«Дилетант — это курьезный человек, который испытывает удовольствие делать то, чего он не умеет».
Также вызывают жалость т. н. художники, поэты, писатели, которые находят, что впали в состояние, при котором им невозможно работать. Зарабатывать — внес бы я уточнение. Для того, чтобы прожить, — немного надо. Зато ты свободен в своем творчестве. Печататься, выставляться, конечно, надо, но если это невозможно, то остается самое главное — возможность создавать, ни у кого не спрашивая на то разрешения. В кино же это невозможно. Без государственного соизволения нельзя снять ни кадра. На свои деньги — тем более. Это будет рассмотрено как грабеж, идеологическая агрессия, подрыв основ. Если писатель, несмотря на одаренность, бросит писать оттого, что его не печатают, — это не писатель. Воля к творчеству определяет художника, и черта эта входит в определение таланта.
5 сентября
Получил письмо от Юры Зарубы. Какой милый, замечательный человек. Ужасная я свинья — так долго не писать ему! Ответил ему, как только пришло письмо.
Вчера был Лёня Козлов. Говорили о цвете в кино. Это для интервью в книге. Сегодня надо ответить Абрамову на его дурацкие вопросы.
У Андрюшки воспалилась грудная железа. В больнице сделали повязку с ихтиолом. Бедный мальчик. Сегодня все утро улыбался.
Беспокоюсь насчет японской визы. Когда она будет, конечно, неизвестно. Ну и порядки! С ума сойти можно! Если приедем к закрытию выставки, то ничего не успеем снять. Придется снимать в городе. Что за идиоты, прости Господи! Такое впечатление, что я — частное лицо и делаю картину для своего удовольствия и обогащения, что встречает протесты и сопротивление. Кто у нас будет директором и художником по костюмам теперь? О. Тейнишвили сказал моему второму, что не стоит «пробивать» Биби, — что это трудно и ненужно и проч[ее]. Нет уж. Во вторник я на него насяду. Посмотрим.
У чиновников сейчас появился новый стиль поведения — ругать порядки, всех вокруг и считать себя единственным порядочным человеком во всей системе. А бездействие свое объяснять тем, что «невозможно работать». Нет, Г. И. Куницын — совсем другой человек. Поэтому он и пострадал. Т. к. сам старался решать все вопросы.
Что такое истина? Понятие истины? Скорее — нечто настолько человеческое, которое скорее всего не имеет эквивалента с точки зрения объективной, внечеловеческой, абсолютной. И раз человеческое, значит ограниченное, нераздельно подавленное рамками человеческой среды с точки зрения материи. Связать человеческое с космосом не мыслимо. Истину-тоже. Достигнуть в своих рамках (эвклидовских и ничтожных в сопоставлении с бесконечностью) величия — значит доказать, что ты всего-навсего человек. Человек, который не стремится к величию души, — ничтожество. Что-то вроде полевой мыши или лисы, Религия — единственная сфера, отомкнутая человеком для определения могущественного. А «самое могущественное в мире то, чего не видно, не слышно и не осязаемо», — сказал Лао-Цзы.
В силу бесконечных законов или законов бесконечности, которые лежат за пределом досягаемого, Бог не может не существовать. Для человека, неспособного ощутить суть запредельного, неизвестное, непознаваемое — БОГ. В нравственном же смысле Бог — любовь.
Для человека, чтобы он мог жить, не мучая других, должен существовать идеал. Идеал как духовная, нравственная концепция закона. Нравственность — внутри человека. Мораль — вне, и выдумана как замена нравственности. Там, где нет нравственности, царит мораль — нищая и ничтожная. Там, где она есть — морали нечего делать.
Идеал недостижим, и в этом понимании его структуры — величие человеческого разума. Попытаться в виде идеала изобразить нечто достижимое, конкретное — значит лишиться здравого смысла, сойти с ума.
Человек разобщен. Казалось бы, общее дело может стать принципом его объединения, целокупности. Но это — ложная мысль. Ибо уже 50 лет люди воруют, лицемерят, то есть едины в сознании своего призвания, а единения нет. Делом людей можно объединить, только если дела основываются на нравственности, входят в систему идеала, абсолютного. Поэтому труд никогда не сможет быть чем-то возвышающим. Поэтому существует технический прогресс. Если труд — доблесть и нравственная категория, то прогресс реакционен, что уже нелепо.
«Возведение труда в достоинство есть такое же уродство, каким было бы возведение питания человека в достоинство и добродетель», — сказал Л. Толстой. А тачание сапог и пахота были ему нужны совсем для другого. Для особо острого ощущения своей плоти, певцом которой он и был.
Если «нельзя объять необъятного», то кроме Бога человек ничем не оправдал своего существования. Религию, философию, искусство — эти три столпа, на которых удерживался мир, — человек изобрел для того, чтобы символически материализовать идею бесконечности, противопоставить ей символ возможного ее постижения (что, конечно, невозможно буквально). Ничего другого такого же огромного масштаба человечество не нашло. Правда, нашло это оно инстинктивно, не понимая, для чего ему Бог (легче!), философия (все объясняет, даже смысл жизни!) и искусство (бессмертие).
Гениально придумана идея бесконечности в сочетании с кратковременной человеческой жизнью. Сама эта идея бесконечна. Правда, я еще не уверен в том, что мерилом всей этой конструкции — человек. А может быть, растение? Нет мерила. Или оно всюду — в самой мелкой частице вселенной. Тогда человеку — плохо. Придется ему отказаться от многого. Тогда он не нужен Природе. На Земле, во всяком случае, Человек понял, что стоит перед лицом бесконечности. А может быть, все это просто путаница? Ведь никто не может доказать существования смысла! Правда, если кто-нибудь и докажет (себе, конечно), то сойдет с ума. Жизнь для него станет бессмысленной.
