Ознакомительная версия.
Здесь что получилось. Мы освободили город Тернополь, а немцы опять его захватили. Нас срочно сняли с обороны, погрузили на платформы, чтобы перебросить к Тернополю. Но бандеровцы подбили наш паровоз, эшелон разорвался, мы начали прыгать прямо с платформ как попало… Все-таки мы успели не дать немцам возможность пойти дальше и освободили Тернополь второй раз. После Тернополя мы пошли на Львовскую операцию. Во взводе было две машины Т-34–85.
И вот мы входим в прорыв в районе города Злочев. Начали продвигаться вперед — встретили сильный заслон противника. Львовская область — это своеобразное место: там и лес, и горы, и болота. В то время дорог там не было, а если и была трасса проведена, то по ней двигаться было невозможно. Бригада подошла, а пройти не может. Начали искать обход через лес. Там был овражек, по дну которого тек ручей. Танки прошли, дорогу разбили очень сильно. Наш взвод шел в конце. Машина Потапова села: Витя Кожевников не сориентировался, а командир его не поправил. И тут обстрел! Я обошел его танк рядом, загнал свою машину в укрытие, выскочил. Механик-водитель подал танк назад, я набросил буксирный трос, — и мы Потапова вытащили. Витя Кожевников вышел из танка, когда танк завели в укрытие: «Товарищ командир, я для тебя все сделаю. Будешь гореть — полезу в горящую машину, буду тебя спасать, потому что ты сделал такое благородное дело…»
Один заслон обошли, вышли на дорогу и пошли к селу Ольшаницы. Меня послали в разведку с тремя танками. При подходе к селу дорога делала S-образный поворот. Я просто почувствовал, что меня ждет засада. Сунулся одним танком, но не по дороге, где меня ждали, а напрямик, и действительно меня обстреляли. Подъехал командир бригады, я ему доложил: «Так и так, встретил заслон противника. Сказать, сколько, не могу, — но когда они открыли огонь, там было 5–7 стволов». Потом пошла разведка, уточнила, что там 4 танка и 4 противотанковых пушки. Командир бригады говорит: «Ты нашел, ты и уничтожай». Как так?! Одним экипажем?! Разве так можно?! Но когда мы порассуждали… Я доложил командиру бригады свое соображение, как можно уничтожить этот заслон противника. Он на дыбы: «Ты что, меня учить будешь?!» — «Нет. Просто соображение. Я там уже побывал. Все видел. На уничтожение заслона можно послать одну мою машину. Стреляющего я высаживаю и иду вперед, нахожу себе укрытия, откуда буду стрелять. Если меня заметят, начнут стрелять, — я отхожу на задней скорости на вторую позицию, где меня не ждут. Потом опять заднюю скорость и выхожу на третью огневую точку. Все остальные машины поставим на прямую наводку, и пусть они поддерживают меня огнем с места». — «Хорошо. Действуй».
Подошел к экипажу и говорю: «Я принял решение высадить стрелка-радиста и стреляющего. Остается механик-водитель, я и заряжающий». — «Почему?» — «Так мы погибнем впятером, а так — только трое».
Наши подняли шум, стрельбу, моторы работают — отвлекают немцев. Я сориентировался, вышел, подошел на близкое расстояние, выбрал себе огневые позиции и, пройдя пешком, отыскал безопасные пути подхода к ним. С первой огневой позиции я поджег два немецких танка. Больше стрелять мне не дали — открыли ответный огонь. Я — заднюю скорость, и выхожу на новую огневую позицию. С этой огневой позиции еще один танк уничтожил. Опять немцы открыли огонь. На третьей огневой позиции я уничтожил четвертый танк. И тут подоспел тяжелый танковый полк. Ко мне подошел ИС-2. Я на полном ходу рванул вперед, и мы подавили гусеницами пушки, уничтожили заслон противника и начали продвигаться к городу Львову. Двигались по дороге, обсаженной деревьями. Попали под налет авиации. Я расставил машины под деревьями, но не заметил, что блестящие траки гусениц остались на солнце. Самолеты из 37-миллиметровых пушек подожгли одну машину и подбили вторую — жалюзи были открыты, поскольку жарко. Никого не убило, но две машины мы потеряли. Самолеты улетели, подошли основные части, и мы пошли дальше.
С авиацией противника часто приходилось сталкиваться, да и наши штурмовики так один раз попали! Мы населенный пункт только взяли, машины кое-как укрыли, пехота встала. Я выскочил из танка, чтобы сориентироваться, где что. А тут откуда ни возьмись самолеты. Мы видим, что наши, советские штурмовики идут. Вот они заходят — и пошло… Я вскочил в танк, поймал их волну, слышу: «Миша, Коля, давай еще разочек зайдем, смотри, еще шевелятся». И заходят! А я кричу им: «Мы свои!» — а они не слышат. Для того, чтобы остановить эту бомбежку, мне нужно было выйти на станцию бригады, чтобы она вышла на их станцию наведения, а потом чтобы их станция наведения вышла на их старшего летчика, который ведет группу, — и только тогда можно дать тому команду «отбой». Они к этому времени уже отбомбятся и улетят! От этого налета потерь в танках не было, но людей побили. Еще был случай. У меня в то время танка не было, и я был назначен старшим офицером связи бригады — держал связь с корпусом. Для этого мне дали броневичок с водителем, на котором я возил донесения и приказы. В одной из поездок на нас налетели наши самолеты и давай бомбить! Водитель выскочил — и бежать. Я тоже выскочил и залез под броневичок. Ну зачем вылез из броневика, где ни пули, ни осколки ничего бы мне не сделали? Спрятался называется!
К Львову мы подошли с юга. Недалеко от города стояла водонапорная башня. «Дай, — думаю, — посмотрю, что там». Подъехали, заглушили двигатель. Зашел в нее — что-то тикает. Спускаюсь в машинное отделение башни, а там бомба-пятисотка лежит, и к ней часовой механизм приделан. Я выскочил к танку, взял плоскогубцы, вернулся, перекусил один провод — и часы остановились. Водонапорная башня уцелела, и до сих пор, по-моему, там стоит.
На окраину города я вышел один из первых. Доложил. Командир бригады принял решение — входить. 27 августа в головной заставе шли три экипажа: мой, Потапова и Додонова. На перекрестке улиц Зеленая и Ивана Франко, практически в центре города, мой танк был подбит, а сам я был ранен. Как произошло? Я выскочил из танка и начал показывать дорогу механику-водителю. Пуля попала в пистолет, висевший на боку, и рикошетом задела бедро. Через некоторое время подбили и танк. Я с автоматом дошел до площади Мицкевича и там потерял сознание. Додонов пошел дальше и вышел к львовскому радиоузлу, а потом участвовал в освобождении железнодорожного вокзала. За эту операцию я, Потапов, механик-водитель Федор Сурков и командир бригады были представлены к званиям Героев Советского Союза. Наши командиры Коля Лопатин, Гриша Кононенко, Миша Константинов были награждены орденами и медалями.
После ранения я лежал в госпитале в городе Пирятин Полтавской области до конца октября. Указ о присвоении мне звания Героя Советского Союза вышел в сентябре месяце. После выписки меня перевели в Харьков, в 61-й отдельный полк резервного офицерского состава. Когда туда ехал, мне сказали: «Ты не спрашивай, где этот 61-й ОПРОС, а спроси, где „Дом женихов“. Сразу скажут и покажут, где он расположен!» Когда приехал, я спрашиваю: «Где находится „Дом женихов“?» — «Садись на этот трамвай, он тебя довезет». Приехал я туда, представился, доложил, меня зарегистрировали. Дня через три приглашают: «Вас приказано отправить в Москву». — «Почему в Москву? Я на фронт хочу!» — Ты знаешь, даже после госпиталя я хотел попасть на фронт. Хотелось всех добить, повоевать до конца, до Победы. Хотя можно было остаться. Например, в этом «Доме женихов» много ребят осталось — кто женился, кто в тыловые подразделения ушел, кто инвалидность себе устроил. — «Предписание — в Москву».
Ознакомительная версия.
