Решить проблему Петра, на которого работало время, Софья могла только одним способом – устранить подрастающего соперника и самой стать полновластной самодержицей. Брата Ивана, первого царя, власть совершенно не интересовала, больше всего он желал жить частной жизнью в загородной усадьбе. Снова опереться на стрельцов в полной мере регентша уже не могла: многие из них были недовольны ее правлением, другим новый переворот казался слишком рискованным. Попытки осторожно прощупать почву на предмет восшествия на престол оказались удручающими: патриарх Иоаким ответил категорическим отказом, бояре и в кошмарном сне не могли себе представить женщину на московском троне – это совершенно не укладывалось в русские монархические традиции конца XVII века. Но Софье, вкусившей сладость власти, теперь очень трудно было от нее отказаться.
Осматривая Измайловские амбары на предмет всяких ему интересных и полезных вещей, Петр наткнулся на старый подгнивший морской бот, принадлежавший его деду Никите Ивановичу Романову, использовавшийся когда-то для прогулок по Москве-реке. Эта встреча оказалась судьбоносной не только для Петра, но и для всей страны. Он заворожено рассматривал острый киль, изящные обводы бортов, вздернутый нос. Ничего подобного раньше молодой царь не видел. Тиммерман объяснил, что подобные суда используются в военном флоте при больших кораблях для связи, перевозки грузов, разведки берегов, высадке десанта, спасении экипажа при кораблекрушении. Особенно Петра поразило то, что в отличие от поморской ладьи бот способен плавать как по ветру, так и против него. Сильно удивленный, он воспламенился идеей отремонтировать судно, оснастить и лично опробовать все его возможности. Но есть ли сведущие в этом деле люди? Тиммерман знал таких. В Немецкой слободе проживал промышлявший столярным ремеслом голландец Карстен Бранд, который еще при Алексее Тишайшем принимал участие в строительстве первого и единственного русского военного корабля «Орел», сожженного Степаном Разиным на Оке прямо у пирса. Бранд быстро привел бот в порядок, который опробовали на Яузе. Узкая река мало подходила для морских маневров – бот то и дело упирался в ее берега. Местный Просяной пруд тоже оказался недостаточно просторным для нового увлечения молодого царя, охватившее его властно и стремительно, на всю жизнь. Он приказал доставить бот на Переславское (Плещеево) озеро, находящееся в ста двадцати верстах от Москвы. Здесь под руководством Бранда он постиг науку управления парусами и решил построить еще несколько судов.
Наталья Кирилловна тревожилась за своего обожаемого Петрушу: ему шел семнадцатый год, сынуля вымахал ростом без малого в три аршина[3], а все не угомонится, балуется потехами, словно дитя малое. Надо бы его женить. Остепенится, за ум возьмется. Сыскала и невесту – Евдокию Лопухину, девицу пригожую, ладную, воспитанную по канонам «Домостроя»[4], рода небогатого, но древнего и весьма многочисленного. Последнее обстоятельство было особенно важным – изрядно порубленный стрельцами клан Нарышкиных нуждался в новых союзниках. Петр входил в зрелые лета, и если Софья добровольно не уступит младшим братьям власть, начнется новая борьба за московский трон.
Петр не стал противиться воле матери, которую очень любил. Свадьба состоялась в конце января 1689 года. Но как только весной сошел снег, он, оставив молодую жену в Преображенском, вновь уехал на Переславское озеро. Корабли интересовали его много больше женщин.
Время от времени Петр обязан был присутствовать на заседаниях Боярской Думы, православных праздниках, принимать участие в торжественных дворцовых церемониях. Он с воодушевлением пел на клиросе в храмах, но терпеть не мог бесконечные и утомительные кремлевские ритуалы, которые по мере возможности старался избегать.
Работы по строительству судов на Переславском озере шли полным ходом. Петр работал с увлечением и азартом, но в середине лета по настоятельной просьбе матери ему пришлось вернуться в Москву для участия в празднике иконы Казанской Божьей Матери. После службы в Успенском соборе полагался крестный ход, в котором принимали участие обычно мужчины. Раньше для Софьи, как соправительницы, делалось исключение. Но на этот раз Петр сказал сестре, чтобы она удалилась. Это был прозрачный намек на то, что молодой царь готов взять управление государством в свои руки. Софья молча проигнорировала слова оперившегося брата, взяла в руки икону Божьей Матери и возглавила торжественное шествие. Петр в бешенстве покинул Кремль.
В еще большей степени его возмутили торжества по случаю возвращения из похода на Крым Василия Голицына[5], фаворита Софьи. Несмотря на провал военной компании, правительство, сохраняя лицо, объявило ее победой и не скупилось на щедрые награды за сомнительные подвиги. Петр демонстративно отказался участвовать в дешевом фарсе. Когда фаворит в сопровождении соратников прибыл в Преображенское за выражением царской благодарности, молодой царь даже не принял их. Теперь Софья вспыхнула гневом.
Провоцируя конфликт, Петр следовал советам Бориса Голицына и вернувшегося из ссылки Льва Нарышкина, которые решили заявить о правах молодого царя. Самого Петра в это время интересовали только работы на верфи. Будь его воля, он немедленно бы вернулся на Переславское озеро, но теперь было не до строительства кораблей. Обстановка накалялась с каждым днем. Борис Голицын полагал, что жаждущая единоличной власти Софья задумала погубить Петра. Софья опасалась внезапного нападения на Кремль преображенских батальонов. Два враждующих лагеря внимательно следили друг за другом.
Вечером 7 августа в кремлевских палатах находят подметное[6] письмо. В нем сообщалось, что ночью Петр готовится напасть на Кремль, чтобы расправиться с Софьей и царем Иваном. Софья немедленно приняла меры: приказала запереть все ворота, стянула для защиты правительства семьсот стрельцов. Среди них находились и тайные сторонники Петра, которые решили, что Софья решила атаковать Преображенское. Они немедленно поспешили известить царя о смертельной опасности.
Петра разбудили глубокой ночью. Вероятно, в его памяти пронеслись жуткие картины стрелецкого бунта семилетней давности. Молодого царя охватил животный ужас, лицо перекосил нервный тик. В панике он сорвался с кровати, бросился в конюшню, в одной рубашке вскочил на лошадь и скрылся в ближайшем лесу. Гавриил Головкин, постельничий[7] Петра и будущий канцлер империи, нашел своего господина зарывшимся в зарослях кустарника в крайне растерянном и подавленном состоянии. Лихорадочно облачившись в принесенную одежду и сапоги, Петр поскакал в Троице-Сергиев монастырь. Совершенно без сил он добрался туда рано утром. Монахи сняли его с коня, подхватили под руки, уложили в постель. Но спать Петр не мог, то и дело вскакивал, метался из угла в угол. Когда явился настоятель монастыря архимандрит Викентий, он разрыдался, трепещущим голосом попросил о защите и покровительстве. Архимандрит ласково успокоил царя, заверил, что за стенами Троицы он находится в полной безопасности.
