После ночевок в блиндажах и окопах, оставленных немцами, насквозь мокрое обмундирование сплошь покрывали полчища вшей, от которых не было спасения. Только чрезвычайно редко после дезинфекции обмундирования в бочке, под которой горел костер, можно было немного просушить одежду, портянки и получить временное успокоение от насекомых.
Наше наступление продолжалось по Украине на запад в упорных боях, и когда мы проходили через железнодорожную станцию Раздельную вблизи Одессы, хотелось взглянуть на недавно освобожденный родной город. Но судьба распорядилась по-иному. Нас бросили в сторону Днестра, и мы, форсировав реку, заняли небольшой плацдарм всего 4 км шириной и до одного километра глубиной в районе поселка Делакеу в Молдавии. Позже этот плацдарм был назван Огненной землей.
Во время пребывания на плацдарме, в течение более чем четырех месяцев, на нашу роту разведки навалилась сверхтяжелая задача, которая требовала огромного напряжения всех сил и нервов — взять языка (пленного) в условиях сплошного скопления немецких войск на маленьком пятачке. Против нашей части действовала немецкая горно-егерская дивизия, знакомая мне еще по Кавказу. Началось противостояние двух разведок. Добыть языка, которого от нас требовало командование, никак не удавалось, хотя командиру роты разведки обещали в случае его захвата присвоение звания Героя Советского Союза. Плотность обороны немцев не позволяла этого сделать. Но каждую ночь, попеременно разбиваясь на группы нападения, захвата и прикрытия, мы ползали в расположение к немцам, а захватить языка не получалось. Однажды мы понесли большие потери, когда противостоящие нам немцы-разведчики устроили засаду и половина роты, а нас было в ней всего 25 человек, была перебита. В моей группе автоматная очередь прошила живот моему другу еще по харьковскому училищу Александру Итунину, и кишки вывались из его живота. Пришлось оставить его в ближайшей воронке. На меня лично упала осветительная ракета, и пулей была разрезана обмотка на правой ноге, не нанеся мне серьезного повреждения.
Днем на плацдарме мы поочередно вели наблюдение за передвижением немцев, находившихся в деревне. Поражал их внешний вид: все они были на подбор огромного роста и почти доставали головой до края крыши домов деревни. Плацдарм непрерывно подвергался вражеской бомбежке и артналетам. Волны «юнкерсов» в сопровождении «мессершмиттов» один за другим заходили и пикировали над окопами, сбрасывая бомбы с сиреной, издававшие зловещий режущий ухо звук. Но самое неприятное было, когда их сбрасывали не над местом, где мы находились, а немного впереди. Эта траектория полета бомбы была наиболее опасной.
Но по-настоящему страшно стало, когда на расстоянии 5–10 метров от наших окопов в шахматном порядке стали рваться ошибочно выпущенные нашими артиллеристами мины «катюш».
В начале августа 1944 г. немцы перешли в контрнаступление и сбросили нас с плацдарма. Во время отступления в реке потонуло немало наших солдат. Днестр, потеряв свой естественный цвет, стал красным. И только через несколько дней подошедшие к Днестру армии 4-го Украинского фронта, до этого уже освободившие Крым, спасли положение, и мы вернулись на плацдарм.
На Дунай!
20 августа 1944 г. началась известная Ясско-Кишиневская операция и мы с нашего плацдарма в Делакеу начали наступление на Кишинев, а затем заняли города Галац, Браил, Бухарест и через всю Румынию дошли до Дуная. Во время нашего наступления Румыния откололась от гитлеровской коалиции, и её войска стали действовать против немцев вместе с нами. Вскоре наш корпус форсировал Дунай, и мы вошли на территорию Болгарии в районе Пловдива.
Но через несколько дней болгарское правительство, так же как Румыния, объявило о выходе из войны. Из Болгарии нас перебросили на север Румынии, в Трансильванию, где в горах шли ожесточенные бои в районе города Арадэо-Марэ. Здесь на моих глазах убило командира нашей бригады. Мина попала в его «виллис», на котором он объезжал перед атакой наши передовые позиции.
Дальше с беспрерывными боями мы продвигались по территории Венгрии, где мы вели бои в Будапеште, столице страны. Здесь с особыми трудностями мы столкнулись в боях за Буду, представляющую собой часть города, расположенную по другую сторону Дуная. В Венгрии нам также пришлось вести тяжелые бои под Секешфехерваром в районе озера Балатон. Затем бригада участвовала в освобождении Болгарии, во взятии Вены, столицы Австрии, совершила многокилометровый бросок через всю Венгрию по тылам немецко-венгерской армии на соединение с 4-м Украинским фронтом, который действовал в Карпатах.
Под городом Дебрецен в Венгрии я был вторично ранен, и меня, после оказания первой помощи в санбате, отвезли в госпиталь в румынский город Фокшаны. После выздоровления нас отправили в составе команды солдат самостоятельно догонять фронт, который за время моего излечения далеко продвинулся на запад.
Нашу команду мы выздоравливающие в шутку назвали «унде примария», что на румынском языке означало «где правление населенного пункта». Заходя в румынские деревни, нам приходилось требовать, чтобы староста разместил нас на ночевку и снабдил пищей. Мы догнали штаб фронта, куда получили направление, в феврале 1945 г., но меня распределили не в мою бригаду, а отправили в распоряжение 300-го автомобильного батальона, который обслуживал подразделения 2-го Украинского фронта. В этой воинской части я закончил войну, был избран комсоргом батальона и проводил комсомольские собрания в подразделениях, собирал комсомольские взносы и по этой причине объездил почти всю территорию Чехословакии, Венгрии и Австрии.
После войны я по возрасту не имел права на демобилизацию и прослужил за рубежом до лета 1946 г., когда наша воинская часть из города Модра, близ Братиславы, через Карпаты, Западную Украину (Ужгород) и Молдавию (Тирасполь) своим ходом была переведена в Одессу. Здесь меня назначили старшиной автомобильной роты при штабе Одесского военного округа, где командующим округом в то время был маршал Жуков, и его машина стояла в нашем гараже, а его шофер был солдатом роты, где я был старшиной.
Демобилизовался я в конце лета 1947 г. и поехал из Одессы в город Коканд, находящийся в Средней Азии, где в эвакуации проживала моя мать. В Коканде я закончил десятый класс вечерней школы и в 1948-м поступил в Одесский институт инженеров морского флота.
С этого времени началась гражданская жизнь, но это уже совсем другое.
Меня в праздничные дни, посвященные Дню Победы, бывает, приглашают выступать в подшефной школе перед школьниками старших классов. Обычно во время выступления спрашивают: не страшно ли было на войне? Ответ на этот вопрос у меня такой: о страхе подумать было некогда, так как нас постоянно поджидали, как говорили во время войны, или Наркомздрав — Народный комиссариат здравоохранения (теперь это министерство), или Наркомзем — Народный комиссариат земледелия, другого пути не было. А вот тяжко было все время войны. Ну и, конечно, угнетала мысль, что мы можем погибнуть молодыми, так и не познав все радости любви и прелести женской ласки.
