Отец был в селе уважаемым человеком, возглавлял комитет беднейших крестьян, всей душой и делами был сторонником новой жизни. В 1927 году, когда начались создаваться первые коммуны, он стал одним из организаторов хозяйства.
В семье авторитет отца был непререкаем. Мать во всем слушалась отца и послушанию учила своих детей: «Так сказал отец!»
В отце счастливо сочетались энергия и доброта, моральная сила и широта интересов… Впрочем, отец не любил подчеркивать своего главенства, был скромным и очень душевным человеком. Вечером, когда собиралась семья, он подсаживался к детям и расспрашивал, чем они занимались, как провели день. Любил он слушать их детские рассказы. Изредка вставлял свои вопросы, уточнял что-то, хвалил или, если это нужно, доброжелательно осуждал их действия.
Школа! Любимые учителя, на которых так хотелось быть похожими их ученикам! Сколько хорошего, нужного они им дали для жизни! Учителя первые открыли им тайны цифр и алфавита, объяснили, что такое звезды, как и почему они двигаются, научили выращивать деревья, петь красивые песни о Кармелюке и Щорсе, о Родине и Москве. Иван ежегодно приносил из школы похвальные грамоты, ежегодно влюблялся в новые предметы: за рисованием — в математику, за математикой — в химию…
В душе его росли и крепли любовь и уважение к школе и учителям. Эту любовь пронес он через всю войну, через всю жизнь…
1933 год. Впервые в жизни Иван Бельский расстается с родным домом, семьей. Хотелось ему стать учителем, наставником юных, «сеять разумное, доброе, Вечное». К этому склоняли его и советы учителей. Но одно дело — мечта, а другое — действительность. На семью свалилось большое горе: тяжело заболел отец. Прямо с колхозного тока, где он днем работал приемщиком зерна, а ночью оберегал его, привезли отца с парализованными ногами.
Единственным кормильцем в семье осталась мать, добрая, милая их мать, на руках которой было, кроме больного отца, еще трое малых детей. Старший, Григорий, уже студент, учится в Киеве. Далеко от дома. Ему нужна материальная помощь. Вот и пришлось Ивану думать, куда податься после окончания семилетки. Он решил тогда не уезжать далеко от семьи в связи с болезнью отца и поступил в техникум в Никополе. Учился он старательно, хорошо. Его отмечали, хвалили, даже стипендию повышенную назначили. Но посмотрел он однажды на свою одежду ох и износилась же она! А как же дома мать? Ей ведь еще хуже!
Так вот думал он, думал и написал матери: «Мама, не могу я сейчас учиться, когда дома такие обстоятельства сложились. Я должен помогать вам», — и приехал домой раньше, чем письмо его пришло. Увидела мать сына и заплакала от нового горя (именно так она) восприняла весть о прерванной его учебе), но упрекать не стала. А он долго не раздумывал — уже на второй день отправился еще с двумя пареньками, друзьями своими, пасти колхозных лошадей. Надо было зарабатывать, помогать матери, семье.
Пас лошадей и читал книги. Много читал и мечтал о дальнейшей учебе. Верил, что трудности их семьи временные, что учиться он будет непременно. Так говорили ему и его учителя. И действительно, осенью, когда домашние условия несколько улучшились, Иван с буханкой хлеба в сумке и пятьюдесятью рублями в кармане поехал в Запорожье. Его приняли на рабфак педаготического института.
Год напряженной учебы прошел незаметно. Его детская заветная мечта свершилась — он студент педагогического института! Чувствовал себя на седьмом небе. Лекции, лабораторные работы… После занятий Иван сразу же отправлялся в институтскую библиотеку и там запоем читал, читая…
Это было тревожное время. Власть в Германии захватили фашисты. Общепринятым стало: каждый студент — в первую очередь комсомолец — стремился приобрести какую-нибудь оборонную специальность. В институте былзг организованы многочисленные кружки, в которых студенты изучали стрелковое оружие, средства противохимической защиты, учились водить мотоцикл и автомашину. Но особенно много студентов увлекалось парашютным спортом.
Захотелось и Ивану Бельскому испытать свой характер. Записался в парашютный кружок. Без особого труда изучил устройство парашюта, его укладку. А когда пришло время прыжков, залез на вышку и с показным спокойствием ринулся вниз по команде.
Когда Иван приземлился, то подумал, что прыжок этот будет последним: если уж честно признаться — очень он испугался.
Потом он еще не раз прыгал с вышки, но страх не проходил. И вот тогда он решил рассказать инструктору, что прыжки — это не его стихия, что он боится и что страх не проходит…
Инструктор выслушал чистосердечное признание Ивана Бельского и… назначил ему дополнительные прыжки. А после каждого прыжка спрашивал, не проходит ли страх. Но страх не проходил.
И вот Ивану пришлось покривить душой. После двадцать первого прыжка он сказал, что уже не боятся. А про себя твердо решил: стихия смелых — не его призвание.
1936 год. Страну облетел лозунг Осоавиахима: «Дадим Родине 100 000 летчиков!» Это был призыв к нашей советской молодежи, комсомольцам в ответ на усиленную подготовку фашистской Германии к войне. — Бельский! Тебя вызывает секретарь комсомольского бюро института, — передал ему кто-то из студентов.
Комсомольский вожак Иван Бондаренко неожиданно предложил:
— Слушай, Бельский, нам пришло указание направить лучших комсомольцев на учебу в аэроклуб. Решили мы на бюро направить тебя. Вот комсомольская путевка.
Лицо секретаря сияло. Он искренне радовался и, вероятно, был глубоко убежден, что и комсомолец Бельский с такой же радостью встречает это известие.
Он и не подозревал, какое смятение охватило Ивана. Если бы эту путевку вручили другому студенту, действительно достойному, он бы искренне порадовался за него. Наверно, не было в ту пору среди них таких, которые не завидовали бы лётчикам, не восхищались их мужеством и отвагой. Стараясь не выдать волнения, Бельский взял путевку. Честно говоря, он был уверен, что его не возьмут. Знал, что впереди — строгая медицинская комиссия, которая наверняка его забракует.
Но вышло по-иному. Вопреки ожиданиям, медицинскую комиссию Иван Бельский прошел без всяких ограничений и вскоре был зачислен курсантом аэроклуба без отрыва от занятий в институте.
Так началась его новая жизнь, длившаяся два года: днем — институт, вечером аэроклуб, днем — диамат, таблица Менделеева, химические опыты и препарирование животных в лаборатории, вечером — аэродинамика, штурманское дело, устройство самолета и мотора…
Весной 1938 года, когда был закончен в основном теоретический курс, начались практические полеты, Еще на рассвете, когда город спал крепким сном, автобус с курсантами, одетыми в комбинезоны с пришитыми на них петлицами и приколотыми эмблемами авиации, отправлялся за город, к аэродрому. Из автобуса лилась песня энтузиастов:
