Над нами внезапно пронесся самолет. Спустя десять минут на поляну вышли трое в синих комбинезонах, с кожаными планшетами, висевшими на длинных ремнях. Двое сняли шлемы и, как видно, не особенно внимательно слушали третьего, который, размахивая руками, что-то им доказывал. Несмотря на жару, он был в шлеме и летных выпуклых очках, сдвинутых на лоб.
Все обменялись приветствиями с экипажем Игоря Сидоркина, который летал на разведку и, очевидно, сейчас докладывал командиру полка что-то важное о передвижениях врага. Раскрасневшийся от возбуждения, Сидоркин сообщил, что в районе Броды, Берестечко, Дубно идут сильные наземные бои. Вокруг все горит. Переднего края нет. На дорогах немецкие танки, бронемашины, самоходная артиллерия, мотопехота. Противник повсюду встречал наш самолет зенитным огнем.
— Мы им тоже хорошо всыпали, — сказал стрелок-радист Иван Вишневский. — Я использовал все патроны двух пулеметов.
— Ну это для них, что слону дробина, — свертывая козью ножку, заметил Сидоркин.
К нам подбежал боец, обратился к комэску капитану Константину Ивановичу Рассказову:
— Из штаба передали: быть в готовности к полету. Бомбы оставить те же, только заменить взрыватели.
— На какие?
— Не запомнил.
— Надо запоминать! — укоризненно заметил Рассказов. — Птичкин!
— Есть Птичкин! — протиснулся к командиру эскадрильи старший техник-лейтенант.
— Уточнить в штабе, какое требуется замедление, и установить нужное время на всех взрывателях, — строго предупредил Рассказов.
Мы вылетели двумя девятками. Группу вел капитан Рассказов со штурманом капитаном Мауричевым и начальником связи полка младшим лейтенантом Лазуренко. Я шел замыкающим во второй девятке справа и потому чувствовал себя свободнее, чем другие летчики, стесненные плотным строем. За переплетами кабин видел лица товарищей, уже побывавших [13] в горячих схватках с врагом: Хардина, Барышникова, Сидоркина, Шабашева, Матвеева, Баталова, Бочина, Склярова, Панченко... Это были лучшие экипажи полка. Девятки, построившись клином, безукоризненно выдерживали интервалы и дистанции. Невольно подумалось: «Если бы нас, вот таких, было раз в десять больше». А мы несли потери. Не стало моего друга Николая Хозина и его штурмана Орлова. Будучи в разведке, они передали по радио важные сведения о передвижении вражеских войск, но до аэродрома не долетели. Израсходовав все боеприпасы в воздушном бою, ребята таранили фашистский самолет... Нет уже экипажа старшего лейтенанта Храпая. Под Бродами он направил свой подбитый, загоревшийся самолет на мост через речку Шора, возле которого скопилось много фашистских машин. Вместе с летчиком погибли его боевые друзья штурман лейтенант Филиппов и стрелок-радист Тихомиров...
Замысел капитана Рассказова мы поняли немного позже. Солнце уже клонилось к горизонту, когда мы, углубившись в тыл врага, развернулись на восток и стали снижаться. Впереди темнел большой лесной массив, невдалеке от которого тянулась ровная, как стрела, дорога. Вражеская колонна растянулась километров на тридцать. Мы снизились до четырехсот метров. Проходя точно над колонной, сбросили бомбы короткими сериями. Промахов не было: внизу бушевал огонь, горели танки, бронемашины, самоходки.
Мой самолет, вздрагивая от взрывных волн, пронесся над врагом. Колонна, разорванная во многих местах бомбовым шквалом, остановилась. Огромная масса солдат в панике ринулась прочь от дороги.
Сбросив бомбы, наша группа принялась обстреливать пехоту. Гитлеровцы, очевидно, приняли наши самолеты за свои бомбардировщики и кое-где выбросили в стороне от дороги сигнальные полотнища. А пламя завершало начатое дело и на обочинах, и на дороге...
В этом бою лишь две наши машины получили незначительные повреждения. Оказывается, враг не так страшен, если действовать умело и продуманно, если больше проявлять инициативы и смелости в бою.
* * *
Наскоро поужинав, летчики разошлись по своим палаткам. Тяжелые дождевые тучи плотно закрыли небо. Тревожно, как осенью, шумел лес.
Ворочаясь с боку на бок, я долго не мог заснуть. Перед глазами проносились вершины деревьев, автомашины, застывшие [14] на дороге, искореженные орудия, сигнальные полотнища, падающие немецкие солдаты...
Утром следующего дня я получил задание вылететь со своим звеном в район Сквиры, чтобы соединиться там с группой самолетов и вместе с ними лететь в Броды на по» давление артиллерийских позиций врага.
Ведомые Вочин и Панченко сразу пристроились к моему самолету крыло в крыло. Готовые к бою стрелки-радисты полоснули в небо пробными очередями. Это взбодрило.
— Вот и Сквира. Впереди два звена, к которым будем пристраиваться, — доложил штурман Николаев.
Я слегка качнул крыльями и увеличил обороты моторов. Бочин и Панченко следовали за мной. Все шло нормально, но идущие впереди растянулись на километр. Дистанция между нами не сокращалась. Я выжимал из моторов все, на что они были способны, однако приблизиться к группе не удавалось.
А время шло. Внизу проплыл Житомир, уже показался Новоград-Волынский. Но самолеты продолжали идти отдельными группами.
Под нами раскинулись Броды. Внизу блеснули на солнце крылья взлетающих самолетов. Вскоре первое звено было атаковано вражескими истребителями, затем на него обрушилась зенитная артиллерия. Стали падать сбитые бомбардировщики, вслед за ними рухнул взорвавшийся в воздухе немецкий истребитель. «С первым звеном покончено», — с ужасом подумал я. В следующее мгновение четыре «мессершмитта», вынырнув снизу, атаковали второе звено. Бомбардировщики сбросили бомбы и стали разворачиваться, отстреливаясь из всех пулеметов.
Я дал сигнал своим ведомым и, резко снижаясь, на предельной скорости устремился вперед. Только так можно было избежать встречи с вражескими истребителями и нанести бомбовый удар по цели. Но артиллерийских позиций мы так и не обнаружили. Зато на железнодорожной станции Броды оказалось несколько эшелонов и скопление войск.
Николаев сбросил стокилограммовые бомбы на железнодорожный путь. Вспыхнули вагоны, загорелась станция, в панике забегали солдаты. Убедившись, что ведомые хорошо держатся в строю, я снизился еще немного. Штурманы и стрелки-радисты открыли пулеметный огонь по скоплениям машин и фашистских солдат.
Выйдя из боя, мы увидели, как высоко слева уходил от преследования истребителей наш маленький, юркий Ар-2, [15] а справа медленно летел еще один бомбардировщик, с дымящимся левым мотором. Фашистские летчики опомнились только тогда, когда по ним ударили сзади шесть пулеметов нашего звена. Один из истребителей был сбит и врезался в землю. Другой, получив повреждение, сел в поле, оставив за собой густые клубы дыма и пыли.
