Вскочил гайдук на коня и помчался к усадьбе помещика.
Приезжает — в окнах свет, люстры горят. Через кружевные занавески видит, стол накрыт по-пасхальному. Чего-чего там только нет! Вина разные, закуски всякие. Привязал он лошадь к крыльцу и вошел в дом. За столом гостей полным-полно.
— Добрый вечер, господа, — вежливо поклонился он. — С праздником поздравляю. Извините, что без приглашения.
«Кто да что!» — зашумели вокруг, заволновались.
— Я Тобулток, — представился незваный гость.
Что тут поднялось! Все вскочили из-за стола, стали разбегаться кто куда, кричат:
— Это он — разбойник!
— Убьет!..
— Напрасно беспокоитесь, господа, — сказал Тобулток. — Ничего плохого я вам не сделаю. Я приехал просто за тем, чтобы немного облегчить ваш стол. На нем очень тесно, того и гляди не выдержит, сломается, а у многих людей в эту пасхальную ночь нет даже куска хлеба. Несправедливо, господа.
Тобулток взял скатерть, положил на нее часть праздничного ужина, захватил с собой несколько свечей, взвалил ношу на плечи, сел на коня и ускакал.
Добравшись до хаты бедной вдовы, он вошел в дом, зажег свечи, убрал стол угощениями. Проснулись дети — что за диво? Откуда столько вкусной еды?
Кончилась в церкви служба, поплелась вдова на край села и долго не могла найти свою хату. И холм тот и дуб тот самый, а хаты не видно. Есть хата, да не та: всегда бывало в ней темно, а теперь ярко горит свет.
«Нет, не мой это дом», — решила вдова. И пошла дальше.
Долго ли, коротко ли ходила она по селу, а только вернулась опять к своей хате.
Открыла дверь осторожно — сюда ли попала? — смотрит, сидит за богато убранным столом тот самый человек, что в церкви про жизнь ее расспрашивал. На коленях у него самый младший, трехлетний Богдан, и гость кормит его из своих рук. Остальные ребята, — а их было четверо, — уплетают за обе щеки такое вкусное, чего никогда и не видели.
— Вот какой был человек Тобулток! — закончила Анна свой рассказ. — А говорили про него — разбойник. Какой же он разбойник!.. Ну спи, сынок, спи, милый!..
Когда Сереже исполнилось девять лет, настало время серьезно подумать об его ученье. Он уже хорошо читал, писал, свободно и легко решал довольно сложные арифметические задачи. Отдавать сына в гимназию, отрывать от семьи Елене Степановне не хотелось. К тому же мать опасалась влияния плохих товарищей, обстановки на впечатлительного мальчика. «Пусть учится пока дома, — решила Елена Степановна. — Зачислят его в гимназию, увезу домой, приглашу репетитора, и два раза в год Сережа будет ездить в город сдавать экзамены».
Так она и поступила.
Ранней весною 1903 года Елена Степановна отвезла сына в Кишинев и оставила его у своих родственников. Здесь он должен был подготовиться к вступительным экзаменам за приготовительный класс.
В мае Сережа предстал перед синклитом педагогов 2-й кишиневской гимназии, успешно сдал экзамены, и ему торжественно вручили такой документ:
«Предъявитель сего, сын потомственного дворянина Сергей Георгиевич Лазо, вероисповедания православного, родившийся 23 февраля 1894 года… подвергался во 2-й кишиневской гимназии испытаниям для получения свидетельства о знании курса приготовительного класса гимназии в мае 1903 года и на означенном испытании обнаружил познания, оцененные отметками: в законе божьем 4, русском языке 5, арифметике 5, а также, как он, Лазо, выдержал испытания за курс приготовительного класса, и на основании пункта 8 вышеуказанных правил и согласно с определением педагогического совета 2-й кишиневской гимназии от 28 мая 1903 года выдается ему, Лазо, настоящее свидетельство за подписью и с приложением печати гимназии, представляющее те же права как по гражданской службе, так и по отбыванию воинской повинности, какие представлены лицам, окончившим курс приготовительного класса гимназии города Кишинева. Июня 23 дня 1903 года» [4].
Уберечь сына от влияния большого города, чего больше всего опасалась мать, все же не удалось. Первый же приезд в Кишинев дал богатую пищу для размышлений. Вопрос «почему так» все чаще и чаще волновал его пытливый ум, все больше и больше не давал покоя его пылкому воображению и доброму сердцу.
Он видел расфранченных мужчин и нарядно одетых женщин, едущих в роскошных кабриолетах, и тут же рядом — людей в лохмотьях, голодных…
«Ну почему так?»
Однако ответа на этот мучительный вопрос он еще не находил.
В ночь с 6 на 7 апреля черносотенцы под негласным руководством полиции организовали в Кишиневе еврейский погром. Это событие произвело на мальчика особенно тягостное впечатление. Он видел выбитые стекла в домах, горы разорванных подушек с выпотрошенными перьями, поломанную мебель, плачущих женщин и детей.
«За что? — думал он. — Как могут люди так зверски расправляться с другими людьми?»
Почему это произошло, он понял через несколько лет, уже в старших классах гимназии, когда прочел очерк Короленко «Дом № 13», в котором была описана кишиневская трагедия апрельских дней 1903 года. Но ненависть к насилию, к неравенству людей различных национальностей начала созревать в его душе еще в совсем юные годы.
В начале века недовольство народа царским режимом, который обрекал трудящихся на полуголодную жизнь, полную неизбывной горечи и жестокой эксплуатации, нарастало все больше и больше. Революционные настроения особенно усилились во время русско-японской войны, когда многих кормильцев оторвали от семей и отправили в Маньчжурию сражаться неизвестно за что. Десятки тысяч крестьян и рабочих были ранены и убиты. Плохо вооруженная и мало обученная, руководимая бездарными и продажными генералами, царская армия терпела одно поражение за другим. Россия проигрывала войну. Это было время горьких слез простых людей и невиданной спекуляции буржуазии, наживавшей на этой бойне огромные богатства. Крестьянские хозяйства разорялись. Росло недовольство правительством. Пролетариат поднимался на борьбу с насквозь прогнившим самодержавным строем. Весть о расстреле 9 января 1905 года шедших к царю за помощью петербургских рабочих быстро разнеслась по всей России. Гнев народа потряс царский трон. На «Кровавое воскресенье» рабочие отвечали стачками, а крестьяне — восстаниями. Передовая интеллигенция присоединилась к народу. Началась революция.
Бессарабия, несмотря на ее отсталость и крайнюю малочисленность в ней пролетариата, не стояла в стороне от бурных событий, вызванных революцией. Рабочие и кустари, крестьяне и батраки принимали самое горячее участие в общероссийском революционном движении. В августе 1905 года более десяти тысяч трудящихся вышли на улицы и площади Кишинева с политическими требованиями. После столкновения с полицией среди демонстрантов было немало жертв.
