И вот теперь эта гонимая женщина стала царицей всего тогдашнего мира. По отзывам современников, она была очень умна, скрытна и хитра. В семье ее называли хитроумным Одиссеем в юбке. Сам Август советовался с ней в трудных случаях. И она, говорит Тацит, была «хорошей помощницей в хитроумных замыслах мужу и в притворстве сыну». Притворяться она умела как никто. Август так страшился ее слишком острого ума, что в важных случаях говорил с ней по записке, боясь сказать что-нибудь лишнее (Suet. Aug., 84; Cal., 23; Tac. Ann., V, l). Ливия никогда не перечила Августу и всегда знала, как ему угодить. Он был неверным мужем и имел постоянные связи на стороне. Ливия не только не устраивала ему сцен ревности, но сама подыскивала ему хорошеньких любовниц (Suet. Aug., 71). Для нее важно было одно — любой ценой остаться женой принцепса. И она этого достигла. Непостоянный Август никогда даже не помышлял о том, чтобы расстаться с Ливией. Постепенно она забирала все больше и больше власти. С каждым годом ее влияние на принцепса усиливалось.
Эту женщину, внешне столь царственно красивую и приветливую, современники считали злым гением дома Августа. Говорили, что она рассорила принцепса с семьей, что постепенно клеветой и ядом она устранила всех претендентов на престол, расчистив путь своему родному сыну Тиберию, тому, которого она пронесла через огонь в младенчестве. Тацит говорит, что она ненавидела всех отпрысков Августа, но умела казаться ласковой и внимательной. «Ниспровергнув тайными происками своих пасынков и падчериц, она проявляла показное сострадание» (Ann., IV, 71). Сына же Тиберия она любила страстно, безумно.
У Ливии и Августа детей не было. Единственным его ребенком была дочь Юлия. Как раз после ее рождения он официально развелся с ее матерью. Все, кого принцепс прочил в наследники, таинственным образом умирали. Сначала он хотел оставить престол любимому племяннику Марцеллу, но тот умер 20 лет от роду. Тогда Август остановил свой взор на сыновьях Юлии, своих внуках. Их было пятеро — трое мальчиков и две девочки. Сначала он назначил наследником старшего, но тот скоропостижно скончался. Он приблизил к себе второго, но и тот умер, едва переступив двадцатилетний рубеж. Не казалось ли тогда убитому горем принцепсу, что боги карают его за старые грехи? Тогда наконец осиротевший император выполнил желание Ливии и решил отдать власть ее сыну Тиберию.
Но беды Августа на этом не кончились. Если все его любимцы умирали юными и цветущими, то оставшиеся в живых родичи наносили ему удар за ударом. Август, заботясь о духовном здоровье государства, издал законы против безнравственности. И кто же стал их первой жертвой? Юлия, его единственная дочь! Отец вынужден был сослать ее на остров. Но вскоре за ней последовала и внучка. Последний же оставшийся в живых внук был так зол и дик, что дед и его отправил в изгнание. Принцепс, говорят, был в отчаянии. Он не мог слышать имени своих согрешивших детей. Ему казалось, что при этом прикасаются к открытой ране. Он твердил:
— Лучше бы мне и бездетному жить и безбрачному сгинуть! (Suet. Aug., 65).
Но этого мало. Август был отцом нежным и заботливым. Но в ответ на все свои ласки он все время ощущал в детях скрытую враждебность, почти ненависть. Юлия еще до своей ссылки, говорят, ненавидела отца. У Ливии было двое сыновей, Тиберий и Друз. Оба жили в доме Августа и он относился к ним как к родным детям. Так вот, Друз, оказывается, тайно мечтал о свержении монархии и восстановлении республики. Тиберий же внезапно заявил, что хочет уехать из Рима и жить частной жизнью. А когда испуганные родители хотели было ему помешать, он отказался от пищи. Когда же умер старший внук Августа и он задумал оставить власть второму, Гаю, он тоже неожиданно заявил, что хочет уехать из Рима и жить частной жизнью. Похоже, все дети мечтали бежать из его дома. Ни богатство, ни блеск неземного могущества не могли приковать их к этой золотой клетке. Но почему же, почему? Этот вопрос должен был не раз задавать себе принцепс. Что-то было в этом доме тяжелое, страшное.
Что же это было? Я вижу две причины. Август отдал жизнь и душу ради власти. Мог ли он щадить своих родичей? Всех их, одного за другим, приносил он в жертву этому идолу. Была у него любимая сестра Октавия, кроткая, нежная, любящая, скромная, идеал римской женщины. Когда буйный союзник Антоний стал проявлять своеволие, Август задумал крепче привязать его к себе, выдав за него Октавию. Ему и в голову не пришло, что Антоний жесток и развратен, что Октавию он не любит и этот брак разобьет ей жизнь. И действительно. Антоний терзал жену непрерывными изменами. Но она все сносила и еще защищала его перед братом. Больше всего она боялась новой войны и стремилась помирить брата и мужа. «Если зло восторжествует, — говорила она, — и дело дойдет до войны, кому из вас двоих суждено победить, а кому остаться побежденным — еще неизвестно, я же буду несчастна в любом случае» (Plut. Ant., 35). Вскоре Антоний окончательно бросил ее ради Клеопатры. Он написал ей грубое письмо, где приказывал убраться из его дома. «Она ушла, говорят, ведя за собой всех детей Антония… плача и кляня судьбу за то, что ее будут числить теперь среди виновников будущей войны» (ibid., 57). Эти дети Антония были рождены от первого его брака и от самой Октавии. Вскоре к ним прибавились дети Антония от Клеопатры. После Акциума Октавия взяла их к себе и воспитывала вместе с остальными. Всего их было у нее девять.
Но больше всего любила она старшего, Марцелла, рожденного ею от первого мужа. Но он скоропостижно умер двадцати лет. Октавия с тех пор решила умереть для мира. Она объявила, что вечно будет носить траур и вечно скорбеть. Между тем жизнь готовила ей новый удар. Марцелл был не только любимцем Октавии, его обожал Август. Его он и назначил наследником, а для этого женил на своей дочери Юлии. После его смерти надо было подумать о преемнике. Август остановил свой выбор на своем старом соратнике Агриппе. Его он и решает женить на овдовевшей Юлии. Но на беду Агриппа был уже давно женат, причем женат на дочери Октавии, сестре Марцелла. Но Августа это не смутило. «Он стал просить сестру уступить ему зятя» (Suet. Aug., 63). И кроткая Октавия, как всегда, смирилась. Она сама уговорила дочь, сестру Марцелла, развестись с мужем, чтобы тот мог жениться на юной вдове Марцелла!
Мне кажется, Октавия должна была чувствовать себя глубоко несчастной. Точно так же поступал Август и со своим пасынком Тиберием. После смерти Агриппы он вспомнил о нем и, разумеется, решил его женить на Юлии. Но Тиберий обожал свою жену, а о Юлии не мог думать без отвращения. Но на эти мелочи не обратили внимания. Тиберию строго приказано было немедленно оставить жену, кстати, дочь Агриппы, и жениться на вдове того же Агриппы. «Для него это было безмерной душевной мукой. К Агриппине он питал глубокую сердечную привязанность, Юлия же своим нравом была ему противна… Об Агриппине он тосковал и после развода; и когда один только раз случилось ему ее встретить, он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что приняты были меры, чтобы она никогда больше не попадалась ему на глаза» (Suet. Ti., 7). С каждым годом Юлия становилась ему все ненавистнее. Многие считают, что причиной его добровольного бегства была именно она — ведь он не мог с ней развестись и уже буквально не мог видеть.
