- Я тебе не Сабиров! А мюдюрь (господин) Сабир, ты меня понял, русская свинья?!
- Как же тут не понять, - я сильно затянулся, посмотрел на сигарету, если за тобой около сотни стволов. Вот если один на один, так можно было бы тебе башку твою пустую и расколотить.
- Ах ты, свинья! - Сабиров замахнулся на меня.
Замах был такой, что можно было уснуть, я поднырнул под руку, ушел влево, затем коротким ударом правой заехал ему в живот, он согнулся. Я выпрямился - теперь по корпусу ногой. Бывший прапорщик, а ныне, по его словам, мюдюр, отлетел в сторону.
- Получи, фашист, гранату от советских партизан! - только и успел я сказать, как меня сбили с ног и начали пинать ногами.
Я крутился на земле как волчок. Поэтому удары приходились в основном вскользь. Практика уличных драк в Кемерово пригодилась.
- Хватит! Поднимите его, - голос Сабирова, пардон, господина Сабира. Отведите к командующему, этот нам пригодится.
Меня бесцеремонно подняли, поставили на ноги и, грубо толкая вперед, повели на КП дивизиона. Бронированная дверь тоже распахнута. Ступенька, ступенька, как бы не упасть здесь в полумраке! Костей не соберешь.
Вот и зал. Перед возвышенностью - "капитанским мостиком" - толпой стоят все офицеры и прапорщики 3-го ЗРДН. На своем месте сидел командир дивизиона подполковник Бобов Василий Степанович.
Меня с силой швырнули в толпу наших. Я с ходу врезался в Серегу Модаева.
- Здорово, Серый! Что это за цирк у вас тут?
- Тихо. Сейчас все узнаешь!
В стороне стоял Гусейнов.
Гусейнов был не дурак. Но позер страшный, любитель "сыграть" на публику. Речь его предназначалась скорее не нам, а его ополченцам. Уже более четырех лет длился Карабахский конфликт. Поначалу он выражался в стихийных погромах и грабежах с обеих сторон. А около года назад и Армения и Азербайджан перешли к открытым вооруженным столкновениям.
Наша часть была дислоцирована на территории Азербайджана, на границе с Карабахом. С одной стороны, мы искренне сочувствовали армянам, все-таки наши, братья-христиане, но дабы не злить азербайджанских аборигенов, демонстративно не принимали участие в яростных спорах и мелких стычках.
Каждая сторона перелопачивала массу архивов, доставая из них пыльные, ветхие документы и, потрясая ими, кричала, что эта земля принадлежит именно его народу.
Были эмиссары с обеих сторон, нам предлагали огромные деньги, чтобы продали оружие, или пошли к кому-нибудь наемниками, инструкторами. Энтузиазма и охотников повоевать с обеих сторон было много, а вот офицеров, способных из толпы гражданских сделать подобие боеспособного подразделения, было явно недостаточно. Для нас же главным было просто нести боевое дежурство. Как мы шутили: "Нести свой крест - БД". И всем отвечали на азербайджанском я зыке: "Карабах - лязимды, КП- бизимды" (Карабах - ваш, КП - наш).
И вот Гусейнов начал:
- Вы захвачены народно-освободительной армией Азербайджана (свист, аплодисменты "захватчиков")! Все имущество, оружие теперь принадлежит нам (снова одобрительный шум)! А вы объявляетесь пленными!
Захватчики заорали что-то на своем языке. Визг, писк, радостные вопли. Мы набычились. Еще бы, чтобы какая-то сволота захватывала в плен советских офицеров! Хрен вам в ухо!
Рядом стоящий прапорщик Сеня Морозко дернулся, вырвался из-под упертого в шею ствола автомата. Обернулся, схватился руками за ствол и цевье, вырвал автомат из рук боевика-ополченца, ударил его в пах ногой. Джигит-боевик с диким воем сложился пополам и, зажав разбитое свое "хозяйство" руками, покатился по полу.
Морозко передернул затвор и повел стволом поверх голов:
- На пол, ублюдки!..
Неожиданно громко ударил выстрел, и Морозко рухнул лицом вниз, не закончив фразы. Я лишь успел заметить, что на груди его образовалось большое красное пятно, а под курткой-"афганкой" что-то стало торчать. Когда он упал, мы увидели входное отверстие от пули в спине.
Гусейнов опустил пистолет.
Ну вот, а я еще думал, что он идиот, раз держит автомат на левом плече. Думал, что так профи не поступают. Ошибался. Недооценил я этого шакала. Никто из нас ранее не принимал этих боевиков-ублюдков всерьез. Ну, захотелось мужикам покуражиться, нацепили на себя оружие, питаются в кафешках придорожных бесплатно, мелким рэкетом промышляют. Теперь придется считаться с ними.
-4
Мы же не пехота, а инженеры. Наше оружие - ракеты. Все из нас проходили общевойсковую подготовку в училище на 1-2 курсах, но это все быстро забывается.
Мне в этом плане было легче. Я оканчивал командное училище связи. И весь наш батальон готовили для Афганистана. Учили именно воевать, а не просто командовать, учили выживать самих и спасать подчиненный личный состав. Учили, как выполнить боевую задачу и сохранить солдат. А это непросто, ой, как непросто! Учили убивать. Учили "жрать" всякую гадость, но выжить. Выжить!
Я открываю глаза, осматриваю наше узилище. Горько усмехаюсь. Видимо, эта подготовка мне сейчас пригодится. Еще как пригодится. Я сплевываю на бетонный пол вязкую смесь крови и слюней, что накопилась во рту. Глотать больно, голова кружится. Подташнивает. Послышались какие-то неясные звуки в конце коридора. Прислушиваюсь. Может, Витьку бьют? Непонятно. Откидываюсь на прохладную стену. Голову приятно холодит. Господи! Не лиши меня разума, памяти! Лучше убей, но память оставь! Закрываю глаза и вновь вспоминаю.
Эта подготовка для выживания пригодилась и во время прохождения службы в ПВО. Постоянно проводил показательные занятия по общевойсковой подготовке. Что-что, а командиров из нас готовили неплохих. Личный состав, несмотря на то, что было много всяких раздолбаев, технику знал, боевое дежурство нес хорошо.
Я улыбаюсь своим мыслям. Господи! Кажется, что все это было в прошлой жизни, хотя не прошло и двух недель с момента пленения. Собственной кровью мы с Виктором пишем на стенах, отмечаем дни заточения. Кто мы, откуда. Расписываем всевозможные проклятья на голову "Мудаева", Гусейнова. Вкратце описываем, что с нами произошло.
Как потом рассказали, первым захватили командира дивизиона подполковника Бобова. Кто-то из местных наводил. Это факт. Знали досконально расположение боевых постов, наиболее важных узловых центров. Скорее всего, это Гусейн. Падаль! Шакал вонючий!
С самого начала захвата командир сидел, насупившись, исподлобья наблюдая за всем этим бардаком, только покраснел как рак. Желваки гуляли на челюстях, вены на шее надулись, огромные руки, сжатые в кулаки, лежали на столе.
Мастер спорта по вольной борьбе, он еще в училище спокойно занимал первые места в тяжелом весе. Когда было спокойно, в части каждый выходной замполиты устраивали спортивный праздник ("Что не отдых - то активный, что не праздник - то спортивный!"), Боб постоянно принимал в них участие. Он не бегал, но любил побаловаться с гирей, побороться. Боксом всерьез не занимался, но побиться на ринге любил.
