Кроме того, нельзя не учитывать, что «добровольно-принудительная» гибель СССР, не позволившая советскому строю преодолеть «кризис модернизации», мощный поток манипулятивных информационных влияний привели к взрывообразному духовному разрыву между поколениями (конечно, старшие всегда будут ворчать на молодежь, но так, чтобы говорить на разных языках и не иметь точек духовного соприкосновения — это уже угроза национальной безопасности).
Попутно отметим, что противоречия вокруг общего прошлого выходят далеко за присущее плюралистическому обществу разнообразие взглядов на проблемы духовной сферы. То, что нередко происходит вокруг оценок событий прошлого в вихре политического противостояния, целиком укладывается в одну из определенных ст. 7 Закона Украины «Об основах национальной безопасности Украины» угроз национальным интересам и национальной безопасности — «попытки манипулирования общественным сознанием, в частности путем недостоверной, неполной или предвзятой информации». В то же время этот Закон относит «укрепление политической и социальной стабильности в обществе» к числу приоритетов национальных интересов (подробнее эти проблемы рассмотрены нами в книге: Вєдєнєєв Д.В., Биструхін Г.С. Двобій без компромісів. Протиборство спецпідрозділів ОУН та радянських сил спецоперацій. 1945-1980-ті роки. - К.: К.І.С., 2007. - 568 с).
Не нам судить, почему здравствующие участники конфликта не могут достичь примирения — мы не прошли через то, что довелось пройти им. Осмелимся только предположить — помимо прочих причин, есть здесь и скрытый социально-психологический нюанс. Подсознательно участники конфликта считали, что противник — «свой», славянин, понять его речь не сложно, не немец или другой очевидный чужак, от них-то ничего хорошего не приходиться ждать по определению. Кстати, о чужаках. Как ни странно, только в плен к Красной Армии на Восточном фронте попало 465 тыс. представителей народов Западной Европы, ранее оккупированных III рейхом, причем воевали они, в основном, в добровольческих соединениях войск СС. Достаточно сказать, что во французском Сопротивлении погибло в борьбе с нацизмом в 2,5 раза меньше людей, чем французов на Восточном фронте (соответственно 20 и 50 тысяч).
Свои, как известно, бьют больнее, и простить это гораздо сложнее, чем открытому врагу, у которого в плане «Ост» был четко прописан процент уничтожения твоего народа. Тут же украинский народ и местные жители все более и более втягивались в конфликт или вынуждены были определяться, какую сторону поддержать. К 1951 г. доля этнических украинцев среди личного состава органов госбезопасности в Западной Украине превысила 41%, десятки тысяч местных жителей состояли в вооруженных группах охраны общественного порядка, тысячи граждан сотрудничали со спецслужбой в негласном порядке. Росло и количество местных уроженцев в структурах гражданской администрации, колхозах.
Примирение — дело исключительно добровольное, в основе его лежит внутренняя духовная готовность простить и понять друг друга. Рескриптами тут не поможешь. Однако справедливой будет постановка вопроса: а что реально принесет новым поколениям конфронтация? Уместно ли в правом государстве сведение счетов за прошлое? А заповедь Христа Спасителя «мне отмщение, аз воздам»? Что в действительности омрачает жизнь преобладающему большинству украинского народа — былые обиды или неспособность к консолидации для отстаивания своих неотъемлемых прав? Так-то у нас все за гражданское общество, грозу нерадивых коммунальщиков и вечно берущих на себя непосильное бремя участников предвыборных «перегонов». На практике же решимости «згуртуватися» явно не хватает.
Стоит ли искать односторонней «правды» там, где в бескомпромиссном поединке сошлись представители одной славянской этнической общности, ныне граждане одной державы. Ведь только неглубокий наблюдатель или отпетый грантоед может сводить вооруженный конфликт 1939-1950-х гг. на Западе Украины, трагедию миллионов душ, к примитивным, однолинейным схемам. Тут и «национал-патриоты против коммуно-большевицкого оккупанта» (коммунисты-то давно не при власти, а страсти продолжают кипеть). Или же — «народная власть против горстки выкормышей абвера» (что опровергает сама же «карательно-боевая» статистика советской стороны).
Где вообще рациональное соотношение между учетом прошлого, заботе о дне настоящем и обеспечением интересов будущего? Станет ли, например, нормальный человек предлагать снести историко-культурный «старый» Львов на том основании, что его веками строили самые что ни на есть «оккупационные власти»? Трудно не согласиться с Ф.Ницше: «Излишек истории вредит». Почему же спустя десятилетия в обществе, поглощенном строительством «типа капитализма» или выживанием в оном, так остро воспринимаются события не такого далекого прошлого? Безусловно, сказывается и то, что некоторые политические силы целенаправленно сыпят соль на раны, бередят то, что здравый разум старается забыть, но это уже отдельная история.
Непредвзятое изучение тех событий показывает: противоборство представляло собой сложное переплетение национально-освободительных мотивов, социального протеста против форсированной ломки традиционного уклада хозяйственнной и духовной жизни, борьбы за разные представления о государственно-политической модели развития Украины, противоречий между различными группами населения региона и столкновения цивилизационных анклавов. Сложная, конечно, картина, не для митингового настроя. Проще, когда пришел завоеватель, землю поработил, заводы и электростанции не строил, институты с бесплатным обучением не открывал, с сифилисом не боролся, оккупанта изгнали — и сообща празднуем.
Нельзя не учитывать, что рассматриваемые события развивались в контексте Второй мировой войны, а после 1945 г. — межблокового противостояния в мире, когда великодержавные интересы хладнокровно подминали под себя «малые» чаяния отдельных народов или жителей отдельных регионов. Одновременно противостояние в Западной Украине может быть понято лишь в контексте борьбы между двумя глобальными цивилизационными векторами — капиталистическим и коммунистическим (название последнего условно, ибо из основных постулатов марксистского учения о коммунистическом обществе воплощена была лишь ликвидация эксплуатации человека человеком). Каждый из них имел свои преимущества и недостатки, свои ориентиры и ценности, во многом обусловленные не столько идеологическими доктринами, сколько особенностями исторического развития народов или целых семей народов.
Беда в том, что трагедия Западной Украины 1939—1950-х гг. является лишь одной из пережитых украинским народом «исторических ловушек». Представить выход из них в жестких конкретно-исторических условиях (если, конечно, не баловаться жанром исторической фантастики) без жертв и потерь невозможно в принципе (см. подраздел книги «Западная Украина, которой не было»). Возьмите хрестоматийный пример «исторической ловушки» — период Национально-освободительной войны 1648—1657 гг. под предводительством Богдана Хмельницкого. Своими силами не справиться, вернуться к предвоенному состоянию — шляхетские репрессии, затмевающие террор до «золотого десятилетия» 1639—1648 гг.. Поиск союзников становился неизбежен, но не было вокруг тех, кто бы помогал из «гуманитарных» соображений. За поддержку приходилось платить или ясырем, или ограничением самостоятельности вплоть до ее потери в перспективе. Интересно, когда историки спорят, чем считать Переяславскую раду и Мартовские статьи — военно-политическим союзом, конфедерацией, федерацией. Полноте, не породила тогдашняя практика межгосударственных отношений таких изощренных политологических изысков, и любой самодержец воспринимал форму отношений с более слабыми, просящими помощи куда менее «политкорректно», прагматически, в духе тогдашних «конкретных» представлений о взаимоотношениях вассала и сюзерена.
