«Был он человек умный, вполне самоучка, но много читал и писал и, несомненно, был интеллигентным человеком. По-видимому, он был отличный организатор, „дела“ его шли всегда в порядке, он был очень смел, не боялся новых начинаний. Общественник, либерал, настоящий патриот… Его любили и уважали. В другой обстановке из него бы вышел хороший инженер или ученый».
Любопытный эпизод, характеризующий либеральный дух Ивана Ильича, рассказала автору настоящей книги одна научная сотрудница, дочь старого революционера, политкаторжанина. В 1913 году она окончила среднее учебное заведение — Смольный институт — и 16-летней девушкой приехала в Москву, чтобы поступить в университет. Однако прошлое отца закрывало ей все дороги. И вдруг ей посоветовали: «Сходите к Ивану Ильичу Вавилову, на „Прохоровскую мануфактуру“. Он гласный городской Думы и пользуется влиянием. К тому же он человек добрый и все понимает. Может быть, он поможет».
Иван Ильич действительно помог. Он дал взятку полицмейстеру, и тот выписал требуемую справку о «благонадежности». Девушка поступила в университет. Семья Вавиловых поддерживала ее и позднее.
Иван Ильич был главой большой семьи. Александра Михайловна подарила ему семерых детей, и если не говорить о тех, о ком ничего нельзя сказать, потому что они рано умерли, это были исключительно одаренные дети. Все они стали затем естественниками, все отличились в тех областях, которые избрали своими специальностями.
Вот очень коротко о сестрах и братьях будущего президента (перечисляю от старших к младшим).
Александра, в замужестве Ипатьева, получила медицинское образование. Она прошла блестящую школу: многие из ее сокурсников стали знаменитостями (вроде М. С. Вовси, главного терапевта Советской Армии). Талантливый врач-бактериолог, Александра Ивановна организовала в Москве несколько санитарно-микробиологических лабораторий.
Николай прославился как биолог. Его избрали своим действительным членом Академия наук СССР, академии многих стран мира, а Совнарком назначил его первым президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина.
Ему была присуждена премия имени В. И. Ленина 1926 года. Имя Николая Ивановича красуется на первой странице международного научного журнала «Heredity» («Наследственность») наряду с именами К. Линнея, Ч. Дарвина и других корифеев науки. В Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева портрет Николая Ивановича висит рядом с портретом И. В. Мичурина.
Лидия проявила себя как талантливый микробиолог. Вместе со старшим братом Николаем Ивановичем она была членом XII съезда русских естествоиспытателей и врачей (по секциям физики, химии, ботаники и медицины), происходившего в Москве с 28 декабря 1909 года по 6 января 1910 года. Случайное заболевание оборвало ее жизнь в самом начале плодотворной научной деятельности.
После Лидии шел Сергей Иванович.
Когда мы обращаемся к далеким годам юности Сергея Ивановича и, перелистывая страницы ветхих документов, стараемся разгадать, каким образом в простой, в сущности, семье могли сложиться условия, благоприятные для воспитания будущих прославленных ученых, первое, что нам приходит на ум, это то, что объяснение надо искать в одаренности детей и в материальной обеспеченности их отца. Это, конечно, верно, но это еще не все. Немало вкладывали в образование своих детей и другие богачи — купцы и фабриканты, подрядчики и домовладельцы. Но таланты вырастали все же редко.
Не всегда талант распускается сам собою. Его важно обнаружить, важно уберечь в зародыше, пока он еще нуждается в защите. Могли ли это сделать родители Вавиловых? Объективно нет. Ни Иван Ильич, ни Александра Михайловна не могли сознательно направить развитие своих детей в областях, от которых были далеки сами. И все же атмосфера в доме преуспевающего торгового деятеля располагала к занятиям науками, к свободному расцвету выявляющихся талантов.
На первый взгляд дело обстояло наоборот. В доме процветала всеобъемлющая традиционная религиозность, характерная для прежнего купечества. Родители заботились о том, чтобы воспитать детей в духе исконного русского православия. Весь распорядок дня был строго подчинен этой идее. Неукоснительно соблюдались праздники, обряды. Ходили ко всем обедням. Каждую субботу и по воскресеньям обязательно шли на кладбище, служили панихиды и молебны. Ни один близкий живой не забывался в молитвах о здравии. Ни один дорогой покойник не упускался в поминальных списках.
Но в отличие от большинства купеческих семей в религиозности Вавиловых не было ничего ханжеского, показного. Мещанское полностью отсутствовало в этой удивительной семье, жившей в самом центре московского мещанства. Религия здесь служила скорее формой, за которой скрывалось практически воспитательное содержание. Детям прививали высоконравственные принципы. Их учили скромности и строгости к себе, учили любить труд. Поощрялась сдержанность в выражении своих чувств, вытравлялась всякая сентиментальность. Родители и дети объяснялись лаконично, скорее даже сухо. Друг к другу обращались так: «Николай!», «Сергей!», «Отец!», «Мать!»
Дети хорошо усвоили главное, чему их обучали. Религиозное рассеялось еще до революции; принципы же, которые им внушали, прочно вошли в сознание, оказали огромное влияние на формирование их характеров.
Воспитанием своим младшие Вавиловы были обязаны почти исключительно матери. Отец, как правило, не вмешивался в домашние дела, если ж такие попытки порой и были, то выглядели они довольно жалко. Александра Михайловна немедленно пресекала их «на корню» и указывала Ивану Ильичу его место.
— Люди должны дело делать, — часто повторяла она своим, низким грудным голосом, — а мужикам место на работе. Не люблю, когда мужики дома сидят, не ихнее это дело.
Постепенно в семье Вавиловых установился своеобразный матриархат, и все признали безоговорочную власть Александры Михайловны. Впрочем, в то же время она была и первым слугой в доме. Ежедневно она вставала в 5 часов утра и все делала сама, пока муж и дети спали. Она последняя собиралась ко сну, убедившись, что дом полностью приведен в порядок.
Простота и строгость царили во владениях этой маленькой женщины с гладко зачесанными волосами и большими глазами. В комнатах не было ничего ненужного, никаких лишних украшений. Все выглядело обыкновенным, хотя и было вполне добротным. В комнате Сережи, в частности, стояли грубоватые дубовые шкафы, наполненные книгами; над диваном висели репродукции «Монны Лизы» Леонардо да Винчи и «Афинской школы» Рафаэля. Тут же помещался портрет Пушкина.
