— Мне тоже как-то жутко… — тихо промолвила Тася. — Кажется, что казнь настоящая, и мы в самом деле стоим в той, древней толпе.
— Здесь я бы поместил еще Ливия Матвея и прокуратора Иудеи Понтия Пилата… Не спрашивай, потом объясню. — Михаил впал в задумчивость, и когда они вышли на свет летнего дня, на его лице все еще горели отблески зарниц далекой иерусалимской грозы и какой-то важной, целиком завладевшей им мысли.
— Пилат должен быть непременно… Могучий, непобедимый Пилат — он попал в западню, разрешив казнь пророка. И знает уже, что до скончания веков будет нести клеймо убийцы. Такой… такой великолепный и жалкий.
— Я знала о Киевской панораме, но даже не могла представить… что это так… так… Ну, будто я побывала там, у Голгофы…
— На всех действует сильно. Панорама открылась в 1902 году. Живописное полотно расположено по кругу. Размеры громадные — высота 13 метров и длина 94 метра. Его написали три художника для венской выставки 1892 года. Над выделкой бутафории, чучел трудились отличные мастера, потому все и кажется живым. Вена была поражена. Но на выставке тогда случился пожар, и панорама пострадала. Ее реставрировали и перевезли сюда. Построили специальный круглый деревянный павильон диаметром больше 30 метров. Представь, какая громада, если манеж цирка всегда не больше 13 метров. Народ повалил семьями, а гимназистов водили целыми классами. Я приходил много раз… И каждый раз печаль обрушивается снова, и какие-то мысли крутятся, жужжат, жужжат… — Он посмотрел на нее и только теперь заметил, как тяжело прикрыты глаза веками и побледнели плотно сжатые губы. — Что с тобой?
— Не хотела говорить. Голова болит. У меня так часто бывает. Только одна половина, прямо разламывается, и никакие лекарства не помогают.
— Мигрень!.. Бедная моя.
— Ничего, пройдет. Давай помолчим, ладно?
На следующий вечер Михаил пригласил Тасю в театр, давали самую любимую его оперу — «Фауст».
Вышли из театра молча и, оторвавшись от выходящей из него шумной толпы, свернули в густо заросший липами переулок.
— Мы не туда идем, — заметила Тася. — Большая Житомирская налево.
— Верно. Это потому, что мы направляемся не к Софье Николаевне, а ко мне. Вон там начинается Андреевский спуск, идущий под гору до церкви Николы Чудотворца.
— Тетя Соня будет нас ждать и волноваться.
— Я сказал ей, что если мы не попадем в театр, то поедем ночевать в Бучу — там у нас летний домик. — Михаил смотрел перед собой. — Я солгал. Мне очень хотелось, чтобы ты пришла ко мне домой. Не бойся, все на даче.
В лунной тишине подошли к двухэтажному дому, поднялись на второй этаж.
— Тише… Уже поздно. — Миша открыл ключами двери квартиры. — Вообще-то все привыкли, что из наших окон допоздна грохочет хохот и музыка. Домашний театр. Кто ты у нас будешь? — В центре полутемной гостиной, у закрытого пианино, Михаил обнял Тасю, вглядываясь в ее тревожное лицо.
— Не знаю…
— А я знаю! Знаю, кем ты будешь. — Прямо глядя в ее глаза, Михаил сказал раздельно, с нажимом на каждое слово: — Ты будешь моей женой. И в спектаклях и наяву. Правда, в спектаклях я редко изображаю героев и принцев — ты будешь женой комика! Как жена Мольера.
— Да ты настоящий жадина! — Тася вывернулась из объятий. — Хочешь стать певцом, комиком, врачом, писателем — тебе придется менять профессии каждый месяц.
— Да! И во всех я достигну совершенства. Ведь рядом будешь ты.
Распахнув портьеру, Михаил показал Тасе небольшую комнату с узкой кроватью и письменным столом.
— Вот тут весь мой мир — мои книги, мой письменный стол под зеленой лампой… Вообще-то здесь еще Николка и Ваня спят. Но их вместе с раскладушками на дачу вывезли.
— И никого нет дома? — Тася вдруг испугалась.
— Никого. Стой здесь и слушай… — Он отступил к окну. — Я, может быть, не стану врачом, а стану певцом или актером… Нет, не то. — Михаил взъерошил светлые прямые пряди и продолжил с упрямым напором: — Вот!
Вот главное: я ни за что не хочу терять тебя. С первой минуты, с первого мгновения я знал, что жить без тебя не смогу. Все равно, сколько пройдет лет, — не смогу.
— Как… Как же теперь?
— Мы будем всегда вдвоем. У нас все будет общее. А сейчас… — Он набрал полную грудь воздуха и выпалил: — Сейчас мы решим главное, как спать на узкой докторской кроватке женатому человеку. — Он лег на кровать и позвал: — Иди сюда!
— Прямо так? — Она взялась за пышный подол театрального наряда.
— Да. Это самая верная и обязательная примерка. — Он лег на бок и протянул руки. — Иди сюда!
Тася прилегла на самый краешек, спиной к нему, и поджала ноги. Тела сближались, размягчаясь, как воск, и вот они сомкнулись — Тасина голова на Мишином плече, и вся она поместилась в выемке его бережливо согнувшегося тела.
— Так мы и родились где-то там, на Большой Медведице.
— И всегда будет так… Только… — Тася повернулась на спину и коснулась его губ. — Только, пожалуйста, пусть у доктора будет кровать пошире…
…Одежда на полу, на спинке кресла белеет крахмальная рубашка в соседстве с Тасиной блузкой. Сама она нага, коса рассыпана русой волной.
Они разомкнули объятия, подставляя легкому ветерку из распахнутого окна влажную кожу.
— Луна огромнейшая! — Тася вскочила, тонкая, голубая, в серебристой гриве разметанных волос. — А знаешь, она бежала за поездом, все время глазела на меня и обещала: «тебя ждет ОН!» Правда, правда!
Тася присела на широкий подоконник, обняв колени руками и подняв лицо к луне.
— Я счастлива. Спасибо тебе, — сказала бледному лику, стыдливо прячущемуся за прозрачное облако. — А звезды, звезды! Огромные, и миллионы, наверное! Медведицу я вижу! Ковшик — семь ярких звезд. Ты думаешь, она о нас знает?
— Звезды знают все. — Миша сел рядом.
— Все-все? И что будет?
— Все. — Он обнял Тасю, в поцелуй бросились, как в омут. — Они знают, как я тебя люблю. Случилось то, что предначертано. Я знал его с самого начала. Теперь мы муж и жена. У нас будет верная, вечная, настоящая любовь. Звезды смотрят на нас, они не подведу!'.
Тася строго добавила:
— Я думаю, нет, уверена — настоящая любовь может быть только одна.
4
Тася написала письмо домой, рассказав, что познакомилась с интересным молодым человеком, которого, по сути, можно считать ее женихом. Очевидно, родители получили одновременно письмо и от тети Сони с соответствующими комментариями. Незамедлительно пришла телеграмма с распоряжением немедленно вернуться домой столь легкомысленно проявившей себя особе.
