заслуженный успех, понравилась госпожа Андреева-Вергина, легкое
колоратурное сопрано, гг. Бастунов (баритон) и Шляпин (красивый basso
cantante)». Первое упоминание в петербургской прессе не обошлось без
опечатки.
Отметила дебют Шаляпина и газета «Биржевые ведомости» : «Поставлена
опера очень старательно и исполняется новой труппой достаточно ровно...
Красивый голос оказался у господина Шаляпина. Театр был почти полон».
Шаляпин выступил не только в «Сказках Гофмана», но и на концертной
эстраде, исполняя арию Сусанина из оперы «Жизнь за царя» Глинки, куплеты
Мефистофеля из «Фауста» Гуно.
Когда интерес публики к «Сказкам Гофмана» угас, Лентовский поставил
новый спектакль — фарс «Орловский тигр, или Необыкновенные
приключения», имевший успех, но весьма кратковременный.
Сезон 1894 года в «Аркадии» был не особенно удачным. Лето выдалось
дождливым. Публика не жаловала спектакли своим вниманием. Лентовский,
раздраженный неудачей, был мрачен, ругался и даже дрался с буфетчиком
Петросьяном, которому принадлежало помещение театра. Возможность
заработка, на. который рассчитывал Шаляпин, не осуществилась. Труппа
жалованья не получала, и если молодому певцу удавалось выпросить у
Лентовского трешку или пятерку, он чувствовал себя победителем.
Вскоре Лентовский заторопился в Москву, но Шаляпину уезжать из
Петербурга не хотелось. Город понравился певцу. Его поражали ширина прямых
многолюдных проспектов, простор площадей и набережных, фонари,
освещавшие город по вечерам. Гуляя по Исаакиевской площади, он видел
караульного солдата в медвежьей шапке около конного памятника Николаю I.
Как две капли воды похожий на него гренадер стоял у Александровской колонны
на Дворцовой площади. У Зимнего дворца каждый час сменялись кирасиры.
Ярко горели на солнце начищенные кирасы. Офицеры — как на подбор молодые
красавцы с нафабренными усами. Не менее красивы и лошади, также
менявшиеся каждый час, — то гнедые, то вороные, то серые в яблоках.
Привычная жизнь города иногда нарушалась так называемыми проездами
императора и его семьи. Гденибудь у Аничкова моста, как вспоминал
современник певца, «как усатые рыжие тараканы выползали дворцовые
пристава. «Ничего особенного, господа. Проходите, пожалуйста. Честью
просят». Но уже дворники Деревянными совками рассыпали желтый песок... и
как горох по Караванной (теперь улица Толмачева. — Авт. ) или по Конюшенной
(ныне улица Желябова. — Авт. ) была рассыпана полиция...»
Петербург — столица, Зимний дворец — резиденция императора. Здесь, как
ни в одном городе России, было много жандармов, городовых, военных.
Солдатам Разрешалось ходить только по одной стороне Невского проспекта.
Входы в Летний сад охранялись вахмистрами. Они определяли, прилично ли
одет человек и можно ли пустить его в сад, гнали прочь обутых в русские
сапоги, не пускали в картузах и мещанском платье.
Все это было в новинку Шаляпину. Нигде ничего подобного он не видел.
Ведь до сих пор он жил в Казани, скитался по Средней Азии, бывал в Уфе, Баку,
Тифлисе. В Москве же пробыл недолго и не успел как следует ее рассмотреть.
Но найти работу в Петербурге оказалось не так-то просто. В поисках работы
Шаляпин даже помещал объявления в одной из петербургских газет: «Оперный
артист (бас), свободный на зимний сезон, ищет ангажемента». Но работы не
было. Молодой певец покинул свою комнату в Новой Деревне и с нехитрым
своим багажом переселился на Охту, где снял жилище подешевле.
Охта — далекая окраина блестящей северной столицы, район маленьких
деревянных домиков, чахлых деревьев. Как писал автор известного
путеводителя по Петербургу В. Курбатов, «убожество» Охты было
«живописным контрастом... с великолепными постройками Смольного на
другом берегу».
Со второй половины XIX века город стал утрачивать свой прежний
«стройный вид». Улицы застраивались многоэтажными доходными домами,
магазинами, зрелищными заведениями, ресторанами. «Петербург за последние
пятьдесят лет не тот, что прежде. Он както повеселел, не к лицу помолодел.
Нева по-прежнему несет свои полные воды... по-прежнему в огромных стеклах
Зимнего дворца отражается блеклая заря белых ночей, по-прежнему лепятся
громады Биржи, Академии наук, Исаакия, Сената, Адмиралтейства, но вокруг
всего этого Рима и Вавилона растет какая-то подозрительная трава с
веселенькими цветочками, воздвигаются какие-то огромные дома с приятными
роскошными фасадами, открываются залитые светом магазины, наполненные
всякой мишурной дрянью, — происходит что-то неясное, что-то даже
неприличное», — писал в журнале «Мир искусства» Александр Бенуа.
Особенно возмущали любителей и знатоков старого Петербурга доходные
дома, которые были построены на невской набережной рядом с
Адмиралтейством, — «громады в разных стилях, от русского до ренессанса».
Здания эти, выстроенные во второй половине XIX века, скрыли
Адмиралтейство, ранее выходившее на Неву, и Петербург лишился едва ли не
лучшего из ансамблей. Одним из таких уродливых зданий был и Панаевский
театр. Свое название он получил от имени владельца В. Панаева (позднее театр
назывался «Зимний Буфф»).
Рядом с Адмиралтейством был когда-то великолепный гранитный спуск,
украшенный скульптурами львов. Гордые гранитные львы отражались в воде, и
петербуржцы любовались отсюда «державным» течением Невы, на
противоположном берегу которой высились зеленое с башенкой здание
Кунсткамеры, величественное здание Академии наук с белой колоннадой. Когда
построили театр, изваяния львов установили Дальше, за Дворцовым мостом.
Здание театра, построенное в псевдорусском стиле, было украшено
многочисленными кокошниками, громоздившимися один над другим. Рядом с
театром располагалась большая пристань. Театр сгорел во время пожара в 1917
