С Ольгой Семеновной поженились в 1951 году. Была она портнихой, работала в ателье. Заработок там не ахти какой, но к искусной швее приносили заказы и домой — обшивала она едва ли не всех родственников и знакомых. Когда пошли дети, работу в ателье пришлось оставить: для осетинки домашний очаг — это святое. Днем садилась за машинку урывками, шила в основном по вечерам. Первое воспоминание о детстве у Валерия: в неярком свете лампы — склонившийся над шитьем силуэт мамы, стол, заваленный выкройками. Сквозь сон доносится мерный стук «Зингера», создающий ощущение покоя. Все будет хорошо.
Долго ждали Георгий Христофорович с Ольгой Семеновной своего первенца. Радость пришла через три года после свадьбы: родился Валерик 7 августа 1954 года.
Существует у осетин известное поверье: чтобы узнать, кем вырастет ребенок, когда ему исполняется годик, раскладывают вокруг него разные предметы и смотрят, что он выберет. Считается, на что обратит он внимание, с тем и будет связана его судьба. В тот день положили в углу комнаты незатейливые игрушки и вещицы. Естественно, были среди них книжка, ручка, тетрадь — очень хотелось, чтобы сын стал инженером, человеком уважаемым. Ольга Семеновна добавила к ним ножницы, не забыла и про кусок хлеба с пирогом — ведь время не очень сытое было. Среди прочих предметов оказался и маленький резиновый мячик — футбол в Осетии тоже занятие не из последних. В результате Валере приглянулся мячик.
Но только начал ходить, случилось несчастье. Произошло оно на общей кухне, заставленной керосинками. Не заметила Ольга Семеновна, занятая приготовлением обеда, как потихоньку сзади подошел сын и потянул за юбку. От неожиданности вздрогнула, неловко повернулась рука с половником, и кастрюля с горячим варевом опрокинулась вниз, прямо на сына. Потянулись недели, месяцы бессонных ночей. Приходили родственники, сочувствовали и причитали. Успокаивали, хотя заключение врачей вряд ли для кого было секретом: мальчик не выживет. Чем отхаживать, если сынок ничего не мог есть? С утра до вечера готовила мать самодельный сок: натирала на мелкой терке морковь, яблоки, а затем отжимала мякоть через марлечку. Через семь месяцев беда отступила.
После поправки крепнуть начал быстро. Правда, ростом в отца не пошел. Зато характер отцовский — упорный до фанатизма. Собственно, одержимость проявлялась в одном — в беспредельной любви к футболу, который сразу же заполнил всю жизнь. Имена футбольных кумиров, которыми тогда бредила страна, не очень знали. Телевизор — роскошь, да и что тогда по нему показывали в Орджоникидзе? Болели за своих. Любой футбольный «корифей» местного масштаба для здешних мальчишек — небожитель, царь и Бог. Иногда снисходили доморощенные «звезды» до того, чтобы повозиться с ребятней на площадке Горно-металлургического института — своеобразного центра окрестного дворового футбола. Однако до поры до времени сюда Валере вход был закрыт: хоть и творил чудеса с мячом, но отставал в росте от сверстников.
Орджоникидзе — «штат Техас». Жорик Хуадонов и Валерка Газзаев — непререкаемые авторитеты среди сверстников. Уличные прозвища — из вестернов. Хуадонова до сих пор близкие друзья и даже сослуживцы зовут Джоном, а сам Жорик в ту пору окрестил своего друга Лео — образ льва навевали крепкое телосложение и исключительно мужественный характер. Лео откровенно «шебутной», никогда никого стороной не обойдет, в схватках непробиваемый. У Джона — хлесткий удар справа, одним махом кого хочешь на землю отправит. Слаженная пара, одним словом. От местных сходок и драк никуда не денешься, да от них никто и не прятался. К тому же компания сложилась надежная: в ней и Руслан Цаликов, и Вениамин Фараджев, и Володя Такоев… Пронесли мужскую дружбу через годы, хоть и разбросала потом жизнь. Руслан Цаликов «пошел в гору» после окончания института: дорос до министра финансов республики, а затем был приглашен в Москву на пост заместителя министра России по чрезвычайным ситуациям. Двинулся по служебной лестнице и Вениамин Фараджев, который сейчас работает во владикавказской таможне. Вот только, к сожалению, рано ушел из жизни Володя Такоев.
Кроме пустырей, на которых тогда с рассвета и до заката проходили футбольные баталии и периодически выяснялись отношения, Турхана славилась еще своими садами и огородами. На них налетали подобно саранче, оставив междоусобные распри и разногласия. Голод не тетка, а есть хотелось постоянно. Мать, если завидит во дворе, зовет: «Валера, зайди, съешь что-нибудь горячего!» Какое горячее! Забежишь на минуту, схватишь ломоть хлеба, намажешь его маслом и посыплешь сахаром (разве бывает что вкуснее?), — и опять во двор, где с нетерпением ждут друзья с мячом.
Мальчишеские раздоры — двор на двор, улица на улицу — это традиция, необходимый ритуал, которым надо следовать, если хочешь быть настоящим мужчиной. Вражды как таковой не было. Ведь жили одним двором, одной улицей, общими бедами и общими радостями. Осетины, русские, армяне, грузины, евреи… Жили небогато, многие — скорее бедно. Но бедность тогда была другой, нежели сейчас, благородной. В те годы она людей объединяла, теперь разъединяет, поселяя в души зависть и озлобленность. Раньше этого не было.
Сейчас Валерий Георгиевич не понимает, как во многих регионах удается язык превратить в источник национальных и политических разногласий. Ни в детские годы, ни позднее не доводилось ему сталкиваться с этим в Осетии. В городских дворах всегда общались на русском, а дома, как правило, только на родном языке. Благодаря этому осетинский язык не угасал, сохранялся и развивался.
Существует простой и мудрый совет патриарха осетинской культуры Василия Ивановича Абаева: «Не нужно пытаться искусственно внедрять родной язык там, где, как показал исторический опыт, разумнее и целесообразнее во всех отношениях пользоваться русским языком. С другой стороны, нельзя допускать и того, чтобы родной язык нес потери в тех сферах, которые именно он призван обслуживать. Важнейшей такой сферой является родной дом, семья. Ничто не может внушать такую тревогу за судьбу родного языка, как ослабление его позиций в семейном быту: если дети с молоком матери не усваивают родной язык и не пользуются им дома, то язык можно считать обреченным». Может быть, и не во всех семьях знают это высказывание Абаева, но именно этот принцип всегда воспринимался осетинами как нечто естественное и само собой разумеющееся.
И теперь, навещая родной дом, Валерий Георгиевич общается с мамой и родственниками только на осетинском языке. Жалеет, что в наши дни в некоторых осетинских семьях уже не так трепетно относятся к языковому наследию предков. И одновременно гордится, что русские в Северной Осетии не испытывают ни малейшего отчуждения. Здесь никогда не услышишь дурного слова в адрес человека и любой другой национальности.
