Ознакомительная версия.
По словам Джавахарлала Неру, Ганди еще в молодые годы, проведенные в Гуджарате, проникся мыслью, что «ненасилие — это глубинный принцип человеческого развития», с чем сам Неру, кстати сказать, не был согласен.
Ганди впоследствии утверждал: «Для меня ненасилие — не просто философская категория, это закон и суть моей жизни…Ахимса (поведение и образ действий, при которых первым требованием является ненанесение вреда; ненасилие, распространенное в виде обета в буддизме, индуизме и джайнизме. — А.В.) — основа для поисков истины. Поиски эти тщетны, если они не строятся на ахимсе. Все мы из одного теста сделаны, все мы дети одного Творца, и Божественные силы в нас безграничны. Третировать человеческое существо — значит третировать эти Божественные силы и тем самым причинять зло не только этому существу, но и всему миру. Для меня всегда было загадкой, как могут люди считать для себя почетным унижение ближнего… В реальности нет ничего, не существует ничего, кроме истины. Вот почему сат, или истина, возможно, самое важное имя Бога… Ахимса и истина настолько тесно переплелись, что практически невозможно отделить их друг от друга. Они словно две стороны одной медали, вернее, гладкого металлического диска без отпечатка. Кто скажет, где у него реверс, а где аверс? Однако ахимса — это средство, а истина — цель».
Однако Джавахарлал был уверен, что Ганди — это не вполне человек и сделан он из другого теста, чем обычные люди: «В индийской мифологии есть множество историй о великих аскетах, которые, благодаря твердости своего жертвенного духа и накладываемых на себя покаяний, сумели воздвигнуть гору заслуг, способную потрясти устои. Кипучая энергия и внутренняя сила Ганди, а также его неистощимая духовность часто заставляли меня вспоминать об этих полубогах. Он явно был из другого теста, чем обычные люди, иной, редкой закваски. И очень часто из глубины его глаз на нас смотрела Неизвестность».
В Гуджарате было немало последователей джайнизма — религии, для которой основным обетом является ахимса. Но и в индуизме ахимса присутствует, пусть и не в виде основного обета, а Ганди всегда был правоверным индуистом.
Большое влияние в детские годы оказала на Ганди пьеса «Харишчандра» про легендарного царя, монарха солнечной династии древнеиндийской мифологии. Этот персонаж книги «Маркандейя-пурана» известен своей добродетелью и щедростью. Харишчандра отдал мудрецу Вишвамитре все свои богатства и земли. Тогда Вишвамитра потребовал, чтобы Харишчандра продал в рабство самого себя, жену и сына и отдал ему вырученные деньги. Царь выполнил и это требование. Он попал в услужение к чандале (представителю самой презренной из низших каст, «неприкасаемых», происходящих, по легенде, от отца-брахмана и матери-шудры и стоящих вне системы четырех варн)) и был послан им на кладбище красть саваны. На кладбище X. встретил свою жену, пришедшую хоронить их умершего сына, и оба они решили сжечь себя на погребальном костре. Однако осуществлению этого решения помешали боги: они явились все вместе на кладбище и объяснили X., что все случившееся с ним было задумано как испытание его благочестия. Мохандас смотрел пьесу несколько раз. Позднее он признавался: «Добиваться истины и перенести все испытания, которые выпали на долю Харишчандры, — таков был великий идеал, внушенный мне этой пьесой».
В 18 лет Мохандас продолжил учебу в недорогом колледже в Бхавнагаре. Преподавание там велось на английском (против преподавания на языке колонизаторов Ганди будет бороться потом всю жизнь). Тогда он еще плохо знал английский, ему трудно было следить за ходом занятий, и он вскоре утратил к ним интерес. По окончании первой четверти Ганди бросил учебу и вернулся домой. Тут один брахман, друг семьи, предложил послать Мохандаса учиться в Лондон. Там он и английский как следует освоит, и получит солидное образование и солидные связи. Брахман убеждал родных Ганди: «На вашем месте я послал бы его в Англию. Сын мой, Кевалрам, говорит, что стать адвокатом там совсем нетрудно. Через три года Мохандас вернется. Расходы на жизнь в Лондоне не превысят четырех-пяти тысяч рупий. Представьте себе адвоката, вернувшегося из Лондона. Здесь, в Индии, он будет жить шикарно! По первой же просьбе он получит пост дивана, как и его отец. Я очень советую послать туда Мохандаса еще в этом году. У Кевалрама в Лондоне много друзей. Он даст рекомендательные письма к ним, и Мохандас легко там устроится».
Ганди гораздо больше привлекала медицина, которой он интересовался всю жизнь, чем юриспруденция. Но решение на семейном совете было принято в пользу адвокатской карьеры. В результате в возрасте 19 лет, в 1888 году, Мохандас Ганди действительно поехал в Лондон учиться. Но вокруг этой поездки в семействе Ганди развернулась нешуточная борьба. Необходимые пять тысяч рупий изыскал старший брат Мохандаса. А вот чтобы уговорить других родственников согласиться на поездку, потребовались нешуточные усилия. Родственникам и влиятельным друзьям семьи удалось послать Мохандаса учиться в Англию только после ожесточенных споров. Категорически против поездки был его дядя по отцовской линии, формальный глава семьи, обладавший обширными связями. Он опасался, что в Англии племянник не сможет следовать нормам и правилам индуистской религии, и с особенным недоверием относился к адвокатам. «Я не вижу разницы между их образом жизни и жизнью европейцев. Они не разборчивы в еде. У них всегда сигара во рту. В одежде они так же бесстыдны, как англичане… Все это противоречит семейным традициям». По его убеждению, правоверный индуист вообще не должен жить за пределами Индии. Лишь после того как мать взяла с Мохандаса три обета — не дотрагиваться до вина, не знать женщин и не употреблять в пищу мяса, дядя разрешил поездку.
Но тут возникла оппозиция поездке Мохандаса Ганди со стороны руководства касты бания. Шет — глава общины, находившийся в отдаленном родстве с семьей Ганди, за отказ подчиниться запрету на выезд за границу отлучил Мохандаса от касты, поскольку никогда еще «ни один из модх баниан не ездил в Англию», а посему «с нынешнего дня это дитя становится парией». Но и это не остановило юношу.
4 сентября 1888 года Ганди отплыл на пароходе из Бомбея в Англию. На землю туманного Альбиона он сошел одетый, как он думал, настоящим британцем — в белую фланелевую пару, приготовленную специально для этого случая. Ганди вспоминал: «Когда пришло время сойти на берег, я сказал себе, что белые одежды подойдут лучше всего. Поэтому я ступил на английскую землю в костюме из белой фланели. Был конец сентября, и я заметил, что лишь я один так одет». Но в белые костюмы британцы одевались только в колониях тропических областей. А в дождливой Англии публика была в темных костюмах и куталась в плащи, так что Ганди чувствовал себя белой вороной. А вот на корабле он, наоборот, одевался во все черное, заперся в каюте и старался выходить на палубу лишь тогда, когда там никого не было. Он ни с кем не общался, демонстрируя робость, удивительную для будущего кумира миллионов, умевшего убеждать в своей правоте едва ли не каждого, с кем заговаривал. Ганди питался исключительно фруктами и сластями, которые захватил с собой из Индии, так как боялся, что в Англии мясо может оказаться в любых, самых безобидных с виду блюдах.
Ознакомительная версия.
