Ознакомительная версия.
Музыкальные произведения имеют гипнотизирующее воздействие на слушателей, что было известно еще Фрейду: «Гипноз, например, может быть вызван фиксацией на блестящем предмете или монотонном шуме. В действительности же эти приемы служат лишь отвлечению и приковыванию сознательного внимания. Создается ситуация, при которой гипнотизер будто бы говорит данному лицу: «Теперь занимайтесь исключительно моей персоной, остальной мир совершенно не интересен». Было бы, конечно, технически совершенно нецелесообразно, если бы гипнотизер произносил такие речи; именно это вырвало бы субъект из его бессознательной установки и вызвало бы его сознательное сопротивление. Гипнотизер избегает направлять мышление субъекта на свои намерения».
Данная трактовка гипноза приведена Фрейдом для прикладной цели: образования толпы, регулирования поведения широкой аудитории. Отсюда следует, что и организация музыкальных, эстрадных представлений, политических митингов и представлений, нацеленных на расширение платежеспособной аудитории, строятся на изложенных Фрейдом гипнотических принципах.
Блестки, однообразный ритм, вспышки прожекторов, фигура «уникального исполнителя на грандиозном шоу», самовозбуждающаяся толпа и прочие атрибуты, перекочевавшие со страниц книг на стадионы и в зрительные залы, иллюстрируют глубокое ознакомление практических организаторов представлений с теоретическими выкладками. Конечно, в условиях России подростки-клакеры, нанятые через рекламные агентства для встречи и визга при виде неактуальной иностранной звезды эстрады, выглядят иногда достаточно комично, особенно учитывая зимнюю специфику гастролей, но зрители, посещающие концерты подобного рода, предпочитают реальности иллюзорную видимость.
Важно и другое: организаторам представлений с блестками необходимо вызвать у потенциального клиента ощущение малой ценности окружающего реального мира для придания большей значительности тому персонажу, к которому должно быть приковано внимание. Умаление, очернение, безрадостность должна достигаться всеми доступными методами, это повышает авторитет, престиж того объекта, на который нужно направить внимание толпы. Это неотъемлемая часть деятельности организаторов представления – органическое презрение к стране-импортеру зрелища.
Это свойство используется в основном среди подростковой аудитории, которую Фрейд считал успешно перевоспитываемой в своей системе взглядов. Период отрочества характеризуется двумя основными векторами резонанса с музыкой – позитивистским и депрессивным. Одни подростки слушают Бритни Спирс, другие – Death Metal; если проецировать на российские условия, то первые – «Ласковый Май», вторые – «Арию»; если первые – это условное детство, то вторые – условные подростки. Инерционность подразделений советского агитпропа, занимавшегося формированием музыкального рынка, проявилась в начале восьмидесятых годов и послужила лавинообразному переходу деятелей различных музыкальных направлений к состоянию одиночества в оппозиции, ощущения гонимости – и соответственного национального резонанса.
В какой мере этот процесс был органичным – сказать сложно, но явная доля «бессознательного», присутствовавшая в его формировании, требует более подробного изложения. С начала шестидесятых годов заимствование музыкальных форм на Западе перестало быть порицаемым явлением. Мелодии «диско» позволяли не только приблизить музыкальные стандарты стран, избравших социалистический путь развития, к «общеевропейскому» знаменателю, но и повысить их конкурентоспособность на внешних рынках аудионосителей.
Важно при этом, что ВИА, исполнявшие музыку достаточно однородного плана, могли варьировать социальную нагрузку собственных текстов. Сложности другого порядка начались после известной американской акции по разрушению тотального господства дискотечного направления, обставленного стадионными акциями с разбиванием пластинок с музыкой группы ABBA. К сколь-либо внятной реакции на эти события идеологические руководители СССР были явно не готовы (а часть из них – находилась в инфантильном состоянии восторженного отношения к иностранным управляющим центрам). Американская борьба против диско велась под антикапиталистическими лозунгами, с призывами бороться с засильем транснациональных корпораций и проявлениями буржуазной бисексуальности. Возможность присоединиться к такому порыву означало для всех операторов советского рынка произвести экзекуцию над собой, чего номенклатурным конформистам явно не хотелось.
Усиливалась эта неспособность в связи с попытками привести контекст советской эстрады в соответствие со стандартами международных организаций, устраивающих ретрансляцию с теми же требованиями, которые свойственны ПАСЕ-ОБСЕ (конкурс Евровидения). Эти устремления, прямо противоположные интересам большинства граждан любой страны с населением более пяти миллионов человек, находились в полном соответствии с экономическими предпочтениями лиц, допущенных к управлению развлекательными мероприятиями. Органичность оппозиционности приобрела не только национальный характер, но при этом враждебные чувства относились к сословиям, которые никакого отношения к организации музыкальной среды не имели. Отсутствие реакции начало приводить носителей вполне буржуазных ценностей (так называемого рока и других слабо востребованных музыкальных стилей) к ощущению активного противодействия им со стороны некоего государства.
То, что и подростковая аудитория попала под всеобщую оппозиционную инерцию, – удивлять не может. Однако инфанты, при всей простоте и объяснимости своих действий, не принимают участия в голосовании. Объединение их эмоциональных предпочтений должно проецироваться во взрослые (электоральные) слои населения. Множественность созданных на Украине информационных поводов была дополнена не образом человека среднего возраста, а фигурой некоей Бабки-Параськи. Элементы декора, предназначенные ей для ношения, были явно из детских игр про индейцев, но при этом точно указывали на американское происхождение этих индейцев. Комичность образа старушки, при этом, сложно подвергать осмеянию именно ввиду его демонстративного, показного характера. Не поющая, а просто находящаяся «в образе» Параська была вершиной эстрадного воплощения актера Андрея Данилко (так называемой Верки Сердючки). Образ Сердючки – это закономерный итог всего эстрадного оппозиционного направления.
Несложно заметить, что аудитория, окормляемая Данилкой, является слепком с аудитории А. Б. Пугачевой. При этом «примадонна» в своем творчестве тоже паразитировала на образе Полиграфа Полиграфовича Шарикова. При этом естественно, что продукт фрейдистского мышления Горбачев М. С., своим указом наградивший ее званием народной артистки СССР (подчеркивая этим распад страны), символизма в награждении упадочного образа не увидел.
Ознакомительная версия.
