Реки, впадавшие в Сену, исчезли; поток, сбегавший с Белъвиля и Менильмонтана, перестал существовать… на холме, образовавшемся на месте свалки мусора, был сооружен лабиринт Ботанического сада, подобно Монте-Тестаччио, возведенному римлянами… исчезли также холмы с остатками дорог, проложенных еще гало-римлянами…
Во времена Людовика XIII серебристая листва ив отражалась в еще чистых водах Сены; строители последних набережных их выкорчевали…
Нет больше особнячков, окруженных зеленью, тех тенистых уголков, которые в XV веке украшали квартал Марэ, нет садов предместий, воспетых Буало; окраина большого леса Рувре превращена в английский парк, известный как Булонский лес».
Но русский поэт не знал об этих переменах во французской столице. Да и вряд ли они взволновали бы Тредиаковского: ему был нужен Париж его времени.
Секретарь и студент
А в русской дипломатической миссии во Франции в тот год произошли изменения. Скончался видный сподвижник Петра I, князь Борис Иванович Куракин. Он был участником и военных походов, и многих международных переговоров.
В 1710 году Петр I назначил его послом в Англии и Голландии. Спустя семь лет Борис Иванович сопровождал государя в Париж и участвовал в переговорах о заключении Амстердамского договора с Францией и Пруссией. Как отмечали современники, Борис Куракин обладал «незаурядным дипломатическим искусством» и великолепно ориентировался в сложной международной обстановке.
Когда Петр I отправился в персидский поход, он поручил Куракину руководство всеми русскими дипломатами, работавшими за границей.
В 1724–1727 годах Борис Иванович был послом в Париже. Он стремился, по воле своего государя, создать прочный союз между Россией и Францией.
Смерть в Париже пятидесятилетнего дипломата вызвала подозрение и кривотолки в окружении юного императора Петра II. Поговаривали даже об отравлении Куракина теми, кто не желал сближения Франции и России. Но подтверждений убийства посла обнаружить не удалось.
Новым главой русской дипломатической миссии в Париже в 1727 году стал сын Бориса Ивановича — Александр Куракин. К нему-то и удалось устроиться секретарем Тредиаковскому. Вероятно, помогла в этом рекомендация графа Головина.
Новый посол сам стремился к знаниям и потому, без всяких проволочек, разрешил своему секретарю учиться в Сорбонском университете. Тредиаковский посещал лекции по богословию, философии, математике, участвовал в публичных диспутах, изучал творения классиков французской литературы.
«Бывать, где только можно»
Успевал Тредиаковский познавать и необычную для русского человека с той поры жизнь Парижа — светскую, богемную, злачную.
Как впоследствии рассказывал сам Василий Кириллович, во французской столице он бывал, «где только можно».
Понятно, что на королевские приемы и балы бедного, незнатного происхождения, иностранца не приглашали. Зато народные гулянья, рынки, театральные постановки, уличные карнавалы, храмы, архитектурные достопримечательности, сады и парки Тредиаковский посещал, как только выпадали свободные часы.
В первой половине XVIII века русские студенты в Париже любили собираться на Новом мосту. Это знаменитое сооружение, соединяющее два берега Сены, было открыто еще в 1606 году.
Спустя полтора столетия писатель Луи-Себастьян Мерсье определил его значение для Парижа: «Новый мост занимает в городе такое же место, какое сердце занимает в теле человека».
Здесь бойко шла торговля, выступали уличные актеры, прогуливались добропорядочные парижане, орудовали воры и шулера, завлекали клиентов проститутки просили подаяния нищие, читали стихи поэты, объявлялись государственные указы. Еще в XVII веке появилась популярная парижская песня:
О, Новый мост, чудес круговращенье,
Шлюх, жуликов, лгунов столпотворенье!
Тут весь Париж, тут бродит каждый всяк:
Вон зубы рвут беднягам за медяк,
Вот лавки, где торгуют всем подряд,
А вот свечей и мазей целый ряд…
Студенты разных стран, собравшись на мосту,
Глазеют на Парижа чудеса.
И здесь их посещает вдохновенье
И страсть одних — к ученью,
Других — к картежным играм и разврату…
Тредиаковский сравнивал Новый мост со Спасским Московским крестцом, где также процветали торговля и преступления, выступали бродячие артисты, оглашались важные сообщения, нанимались в услужение безработные.
Если у русских студентов появлялись деньги, то они наведывались в таверны «Куропатка» и «Чудесный напиток», расположенные вблизи Нового моста. Посещали русские и такие знаменитые питейные заведения Парижа, как «Охотничий рог», «Сосновая шишка», «Львиное логово», «Рябина в цвету». Но часто посещать их у Тредиаковского не было ни средств, ни времени.
«А петь хотелось по-русски»
Однако ни учеба и секретарские обязанности в посольстве, ни прогулки по городу, ни посещение питейных заведений не могли отвлечь трудолюбивого Василия Кирилловича от творчества. Он писал стихи, делал переводы с французского.
Один из русских эмигрантов в XIX веке заметил: «Хорошо в Париже тосковать о России… А еще — поучать соотечественников и давать из безопасного далека советы, как обустроить Россию…».
Реформировать государственное устройство и докучать назиданиями Тредиаковский не собирался. А вот по родине скучал. О своей заграничной жизни он говорил: «Общался в Париже и даже бранился по-французски, а петь хотелось по-русски…». Именно на берегах Сены Василий Кириллович написал одно из самых патриотичных стихотворений русской литературы XVIII столетия:
Начну на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны:
Ибо все днесь мне ее доброты
Мыслить умом есть много охоты,
Россия мати! свет мой безмерный!
Позволь то, чадо прошу твой верный,
Ах, как сидишь ты на троне красно!
Небо российску ты солнце ясно!
Твои все люди суть православны
И храбростию повсюду славны;
Чада достойны таковой мати,
Везде готовы за тебя стати.
Чем ты, Россия, не изобильна?
Где ты, Россия, не была сильна?
Сокровище всех добр ты едина,
Всегда богата, славе причина.
Коль в тебе звезды все здравьем блещут!
И россияне коль громко плещут:
Виват Россия! виват драгая!
Виват надежда! виват благая.
Скончу на флейте стихи печальны,
Зря на Россию чрез страны дальны:
Сто мне языков надобно б было
Прославить все то, что в тебе мило!
Конечно, строки, написанные без малого три столетия назад, сегодня могут показаться тяжеловесными, напыщенными. Но в первой половине XVIII века творение Тредиаковского «Стихи похвальные России» с восторгом декламировали патриотически настроенные русские «и школяры, и царедворцы». В нашей литературе это было одно из первых произведений, в котором автор воспевает Россию, находясь вдали от родины.
