Сынъ Короля Англійскаго, въ проѣздъ, свой въ Берлинъ, остановился на нѣсколько дней въ столицѣ Амеліина Княжества. Для него давали балы, и Баронъ Сартисъ хотѣлъ также угостить Принца. Онъ думалъ, что Роза могла быть на его балѣ. Амелія съ удовольствіемъ на то согласилась, и сама Роза тайно веселилась мыслію явиться среди блестящаго собранія въ свитѣ своей благотворительницы. До того времени, воспитываемая въ уединеніи и простотѣ? она не чувствовала въ мирномъ сердцѣ своемъ никакихъ движеній тщеславія; но когда, на канунѣ бала, ей принесли отъ Амеліи бѣлое атласное платье съ флеромъ и съ полевыми васильками, она вышла изъ себя отъ радости; тотчасъ надѣла его, и смотрясь въ зеркало, думала, что видитъ себя въ первой разъ: потому что въ первой разъ сравняла себя въ воображеніи съ другими женщинами, а когда человѣкъ дозволитъ себѣ такое сравненіе, то всегда обратитъ его въ свою пользу…. Сперва она подумала; "я желаю, чтобы Вильгельмъ увидѣлъ меня въ этомъ нарядѣ;" а слѣдующія мысли ея обратились на балъ… Роза, противъ своего обыкновенія, во весь тотъ день не могла ничѣмъ заниматься; была въ волненіи и въ разсѣянности. это случилось въ субботу: она написала къ отцу, что не можетъ быть у него, не упоминая о праздникѣ; но требовала, чтобы Вильгельмъ пришелъ къ ней на другой день послѣ обѣда, говоря, что въ случаѣ отказа она на него разсердится.
Въ день бала Роза послѣ обѣда въ своей комнатѣ одѣлась, выслала служанку, сѣла на кресла и взяла книгу; всякую минуту смотрѣла на часы, ожидая Вильгельма; подумала о балѣ — и вдругъ, отъ неизъяснимаго безпорядка въ идеяхъ, не только уже перестала нетерпѣливо ждать Вильгельма, но и боялась даже прихода его. Всякая минута, всякая мысль умножала эту боязнь. Волненіе сдѣлалось въ ней такъ сильно и мучительно, что она рѣшилась прежде назначеннаго часа итти къ Амеліи…. встала, взяла опахало, перчатки…. Въ сію минуту услышала Вильгельмовъ голосъ, затрепетала и не могла дышать…. Дверь отворилась; вошли и мать и сынъ. Первая, увидѣвъ Розу въ такомъ прелестномъ нарядѣ, ахнула отъ удивленія и радости; а сынъ поблѣднѣлъ, ступилъ шага два, оперся на стулъ, и сказалъ: ахъ, Роза!… Въ голосѣ его была такая жалкая укоризна, что Роза поняла всю ея силу; взглянула на Вильгельма; встрѣтила его взоръ, упала на кресла и залилась слезами…. Тетка огорчилась, не понимая слезъ ея; глядѣла съ изуиленіемъ на сына, на племянницу…. Вильгельмъ, утѣшенный чувствительностію Розы, наконецъ ободрился, подошелъ къ ней и сказалъ: "Вотъ для чего не хотѣлъ я быть здѣсь! Не въ палатахъ, не въ богатомъ нарядѣ люблю видѣть милую сестру мою; здѣсь не узнаю Розы; здѣсь бѣдной Вильгельмъ уже не братъ твой!"…
"Всегда, всегда милой братъ души моей!" сказала съ жаромъ Роза: "о Вильгельмъ! ничтожная суетность оскорбила истинную нѣжность: какая непростительная вина въ любви сердечной! Мнѣ хотѣлось, чтобы ты видѣлъ меня въ этомъ платьи; а теперь ненавижу его, сорву съ себя, и не выду изъ комнаты!"… Она еще не успѣла договоришь, какъ Амелія прислала за нею Вильгельмъ просилъ, заклиналъ ее итти къ Принцессѣ. Роза въ замѣшательствѣ, въ горести, медлила. Тетка и братъ оставили ее: Роза пошла къ Амеліи.
Она въ самомъ дѣлѣ хотѣла бы освободишься отъ бала; но должно было исполнишь волю Принцессы, которая, замѣтивъ ея печальной видъ, приписала его робости и боязни явиться въ первой разъ во многолюдномъ собраніи. Амелія, какъ нѣжная мать, осмотрѣвъ весь нарядъ своей воспитанницы, велѣла позвать Баронессу Клакенбергъ, которая пришла съ дочерью, достойною своей матери, то есть спесивою, тщеславною и грубою. Баронесса не знала, что Роза ѣхала на балъ, и съ удивленіемъ закричала: "какъ! и дѣвица Германъ ѣдетъ съ Вашею Свѣтлостію?"… Конечно, отвѣчала Амелія: не правда ли, что она прекрасно одѣта? — "Да, платье очень богато." — Не богато, а къ лицу; вы согласитесь. — "Только дѣвица Германъ вѣрно сама себѣ удивляется въ такомъ нарядѣ." — Ни мало; одни глупцы удивляются бездѣлкамъ. Но Баронъ Сартисъ ждетъ насъ. Поѣдемъ. — Сказавъ это, Амелія вышла. Баронесса, въ великой досадѣ, раза три повторила дочери: поди, поди скорѣе! что значило: "не пускай впередъ Германовой дочери!" Дѣвица Клакенбергъ, не уступая матери въ ея благородной досадѣ, нѣсколько разъ толкнула смиренную Розу, которая совсѣмъ не думала оспоривать.
Великой почести быть шагомъ впередъ! Молодая Баронесса, сидя въ каретѣ подлѣ Розы, всячески старалась измять ея прекрасное платье. Говорили мало. Мать и дочь злились; Принцесса, не смотря на кротость свою, на нихъ досадовала; Роза въ великомъ замѣшательствѣ молчала…. Пріѣхали къ Барону. Всѣ глаза устремились на Розу; она всѣхъ затмила; одну ее видѣли. Англійской Принцъ три раза танцовалъ съ нею, и уѣхалъ съ бала, не зная, что есть на свѣтѣ знатная дѣвица Клакенбергъ. Среди такихъ блестящихъ пріятностей скромная, застѣнчивая Роза вела себя наилучшимъ образомъ: мысль о Вильгелъмѣ удаляла отъ нее всякую суетную мысль. Въ грустномъ своемъ расположеніи она упрекала себя баломъ, и ничѣмъ не занималась; зависть не могла ничего осудить въ ней; тѣмъ болѣе пылала ненависть и злоба.
Старшій Амеліинъ сынъ, подобно отцу, не судилъ никогда собственнымъ умомъ и крайне удивился всеобщимъ похваламъ, которыми осыпали Розу. Онъ прежде совсѣмъ не замѣчалъ ее, и вѣря придворнымъ Госпожамъ, думалъ, что она не отлична ни красотою, ни умомъ своимъ. Но слыша, что всѣ хвалятъ ее безъ памяти, доброй Принцъ вдругъ смертельно въ нее влюбился, и на другой день открылъ свою тайну сыну Баронессы Клакенбергъ, другу его. Сей молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати шести, воображалъ себя великимъ философомъ, потому. что онъ зналъ наизусть нѣсколько выраженій Вольтеровыхъ и Дидеротовыхъ, и старался слѣдовать въ жизни ихъ эпикурейскимъ правиламъ; сохранилъ въ душѣ всю надменность Нѣмецкихъ Бароновъ, но за то славился презрѣніемъ ко всѣмъ готическимъ наставленіямъ Морали. Обрадованный довѣренностію наслѣднаго Принца и мыслію, что во дворцѣ будетъ еще новая тайностъ, онъ утвердилъ Фридриха во мнѣніи, что страсть его жива, и слѣдственно непобѣдкма, и старался увѣрить, что ему ни мало не безчестно погубить невинную дѣвушку, воспитанную его матерью; примолвилъ даже, что Амелія будетъ рада такой связи, въ надеждѣ удержать его тѣмъ отъ слабостей, менѣе благопристойныхъ. Принцъ, ободренный такимъ образомъ въ своей любви, написалъ къ Розѣ нѣжное письмо и спряталъ его, въ ожиданіи удобнаго случая. Дни черезъ два послѣ того привели ему пару лошадей, купленныхъ для него въ другомъ городѣ. Это было въ самый часъ прогулки. Ему сказали, что лошади не очень смирны; но онъ считалъ себя славнымъ кучеромъ, и вздумалъ покатать на нихъ мать свою и Розу. Амелія сперва не хотѣла; наконецъ согласилась съ тѣмъ условіемъ, чтобы ѣхать не далѣе памятника гостепріимства. Въ коляскѣ было два мѣста: Принцесса и Роза сѣли въ нее, а Фридрихъ на козлы, и поскакалъ, не дожидаясь лакеевъ. Лошади стали горячишься: Роза боялась. Принцъ увѣрялъ ее, что онъ и самыхъ львовъ смирилъ бы въ одну минуту; сталъ на ноги съ гордымъ видомъ и замахнулся бичемъ: лошади поднялись на дыбы, а Фридрихъ испугался, и слетѣлъ на землю. Амелія закричала…. лошади поскакали берегомъ вдоль рѣки, и коляска всякую минуту могла опрокинуться въ воду. Амелія и Роза, въ ужасѣ и безпамятствѣ, обнялись другъ съ другомъ и ждали смерти. Вдругъ человѣкъ бросается: на встрѣчу лошадямъ, сильною рукою схватываетъ ихъ за узду, удерживаетъ и кричитъ: Роза! сойди! Принцесса! выходите!…. Роза съ восторгомъ узнала голосъ Вильгельмовъ; ободрилась, откинула подножку, и вышла съ Амеліею, благодаря Небо и милаго брата…. Амелія сѣла на землю, говоря слабымъ голосомъ: гдѣ сынъ мой? что съ нимъ сдѣлалось? Она упала въ обморокъ. Роза, обливаясь слезами, схватила ее, на руки и звала Вильгельма, которой, привязавъ лошадей къ дереву, спѣшилъ упасть къ ногамъ своей любезной, подъ видомъ, что помогаетъ Амеліи; онъ держалъ ея голову, а Роза давала ей нюхать соль. Она еще въ первой разъ видѣла человѣка безъ памяти, была въ отчаяніи, и кричала: "Боже мой! она умираетъ! блѣднѣетъ! не дышетъ!… Я лишаюсь ее на самомъ томъ мѣстѣ, гдѣ она спасла жизнь мою!"… Наконецъ Амелія открыла глаза, и спросила, опять о сынѣ. Онъ шелъ уже къ ней; и хотя не много прихрамывалъ, но впрочемъ былъ здоровъ. Амелія, увидѣвъ его, была внѣ себя отъ радости; цѣловала Розу; съ живымъ чувствомъ благодарила Вильгельма и называла своимъ спасителемъ. Принцъ, оскорбляясь такими похвалами, съ холоднымъ видомъ предложилъ матери возвратиться пѣшкомъ во дворецъ; но Амелія отъ великой слабости не могла итти. Вильгельмъ сказалъ, что у нихъ тотчасъ будетъ карета, бросился къ коляскѣ, отвязалъ лошадей, сѣлъ на козлы и пустился какъ изъ лука стрѣла. Принцъ, досадуя на его смѣлость, кричалъ ему, чтобы онъ остановился; но Вильгельмъ, показывая, будто не слышитъ, скачетъ далѣе. Роза, въ безпокойствѣ, но съ нѣкоторою пріятною гордостію, провожаетъ его глазами. Амелія хвалила молодаго человѣка; а Роза, слушая ее съ нѣжнымъ умиленіемъ, поцѣловала руку ея, какъ будто изъ благодарности за милость къ Вильгельму. Хотя Принцъ, былъ не великой наблюдатель, однакожь замѣтилъ это невинное движеніе, и почувствовалъ что Вильгельмъ его совмѣстникъ.
