Ознакомительная версия.
Епископ сочувствует Колчаку, но против переворота, который находит и несвоевременным, и непопулярным среди демократических слоев, с которыми, по его мнению, не считаться нельзя.
Очень хотел меня и посла Крупенского, с которым очень дружит, вместе видеть у себя.
Пригласил на воскресенье на какое-то торжество, обещал, что будет интересно.
Видел только что прибывшего Аргунова, он по-прежнему полон добродушия и надежд. Пророчит недолговечность Омского правительства.
Вечером за обедом у Высоцких встретил Авксентьева и его спутников. Авксентьев оказался очень веселым и остроумным собеседником. Визы американцы им до сих пор не дали.
Токио. 10 января
Дождь. На улицах сыро. Рикши сегодня без штанов, голые мускулистые ноги закалены и не боятся простуды. Башмаки, вернее чулки из черной материи, конечно, насквозь промокли.
Был у военного министра, генерала Танаки. Уютный особняк вблизи здания Главного управления Генерального штаба. К автомобилю вышел встретить бой. Ни часовых, ни вестовых у подъезда министра не было. В передней встретил секретарь министра, майор Генерального штаба, который сейчас же попросил в приемный зал, очень элегантный, застланный ковром. Перед камином стол и кресла, на столе обычные папиросы и сигары.
На камине – недурной работы статуя генерала Ноги, порт-артурского героя, в простой рабочей блузе. Этот великий духом старик, не задумавшийся среди заслуженных почестей и уважения покончить с жизнью, как только почувствовал, что она уже вне его идеалов, становится символом для японцев.
Авксентьев рассказывал, что он позавчера случайно присутствовал на похоронах японской актрисы, где разговорился с одним профессором о религии. Профессор заметил, что он атеист, как и большинство японской интеллигенции, но он ежедневно после сна проводит несколько минут в глубоком молчании перед статуей покойного генерала Ноги и в этом черпает глубокую силу.
Вышел Танака, я едва припоминаю его по петроградским встречам за год до Русско-японской войны. Он как будто не изменился: те же сухие, резкие черты, вдумчивое решительное выражение истового самурая. Говорят, он теперь больше политик, нежели военный. Если он такой же политик, как и военный, господин Хара имеет в нем ценного сотрудника.
Свою миссию в России он исполнил отлично. Изучил нас перед войной до тонкости. Кто-то уверял меня, что Куприн с него писал своего штабс-капитана Рыбникова.
После дружеских приветствий приступили к беседе. Бой подал чай. Как хорошо прислуживают японцы, без суеты и шума, с исключительной почтительностью, далекой, однако, от раболепства.
Предметом беседы – те же вопросы, которые мне уже не раз ставили японские представители. Между прочим, Танака сообщил о благоприятном, по его мнению, разрешении вопроса о наших железных дорогах. Претензия на исключительное распоряжение таковыми со стороны американцев не прошла. Руководство будет в руках международной комиссии. Благоприятное ли это решение, сказать, конечно, трудно, хорошо, что хоть юридически управление остается в руках русских, но теперь, когда без нас распоряжаются нашим добром, и это не так важно.
Важнее наладить транспорт, а для этого нужны реальные данные, и я спросил, имеет ли таковые комиссия? Судя по ответу, видимо, что-то имеет, но едва ли все то, что надо, чтобы быстро излечить болезнь.
Мой собеседник советовал шире воспользоваться японским гостеприимством, переждать здесь события, так как многое может измениться.
Перешли к вопросу о помощи войсками. Танака заявил, что японские национальные черты таковы, что они туда, куда их не просят, не пойдут. Таким образом, продвинуться до Байкала, видимо, кто-то их просил.
Как военный министр, Танака правильно полагал, что для успеха нужны серьезные силы, нужна тщательная подготовка тыла и сообщений.
Но еще нужнее немедленное доказательство населению, что союзники действительно идут на помощь135.
Танака заметил, что до известной степени он согласен с этим, но тем не менее не меняет своего основного взгляда на этот вопрос.
Беседа эта представлялась чрезвычайно знаменательной. Становилось ясным, что настоящие претензии японцев не простираются за Байкал, это пока удовлетворяло очень популярному, особенно в военных кругах, лозунгу: «Великая Япония на материке». Дальнейшее продвижение было бы работой на других и почти неизбежным международным осложнением, без общего согласованного решения всех союзников.
Меня не особенно успокаивали неоднократно повторенные во время беседы заверения, что Япония отнюдь не преследует никаких захватных целей. «Она, – по выражению переводившего беседу Исомэ, – помнит, что на небе есть Бог».
Танака мимоходом намекнул о своих расхождениях с нашим послом Крупенским и в то же время рекомендовал мне теснее «сдружиться» с ним.
Обещал предоставить широкую возможность ознакомиться со всем, что меня серьезно интересует. Расстались весьма дружелюбно.
В отеле ждало повторение приглашения на завтрашний обед по-японски.
Токио. 11 января
В 6 часов приехал полковник Исомэ. Поехали в японский ресторан. Найти здесь, в огромном городе, сразу то место, куда направляешься, не очень легко даже местным японцам. Мы три раза подъезжали не туда, куда следовало, наконец въехали в небольшой дворик к освещенному фонарями подъезду. Здесь нас ждали уже генерал Фукуда и несколько офицеров, большинство в штатском. Познакомился с генералом Хагино, прекрасно владеющим русским языком, хорошо знающим Россию и, по его словам, искренне ей симпатизирующим.
В большом зале рассадили всех, по заранее составленному чертежу, покоем. По принятому обычаю, хозяева, генерал Фукуда и два офицера, поместились на последних местах левого фасада, проявив скромность и уважение к гостю.
Начали с особого новогоднего вина, которое подается только в продолжение ближайшей к Новому году недели. Вино это – нечто вроде сладкого саке (рисовая водка слабых градусов). Затем начали появляться гейши с обычными японскими угощениями. Обед по-японски был изысканный, и, действительно, без особого насилия над собой, многое я ел с большим удовольствием. Среди разговора незаметно проглотил и ненавистных мне спрутов с какими-то кисленькими ягодами.
Появилось саке – национальный напиток японцев; подается в подогретом виде. Отношение к нему европейцев довольно сдержанное. Кто-то даже назвал саке «плохим хересом из пивной бутылки».
Обед из очень многих блюд закончился вареным рисом с чаем.
Сидеть по-восточному на полу без привычки чрезвычайно утомительно – ноги положительно затекали.
Обед сопровождался целой программой; сначала развлекал нас довольно искусный фокусник под музыку и пение; затем что-то танцевала, вернее позировала, с удочкой и веером довольно пожилая гейша, оказавшаяся крупной известностью в танцевальном мире, вроде русской Павловой.
Мой сосед справа, понявший прелести европейского балета, довольно холодно относился к самым пленительным позам и па своей соотечественницы – «скучно это все они проделывают».
Я из вежливости очень хвалил; действительно, мне нравился странный, стильный рисунок поз, живописность и чудесная красочность костюма. Костюмы – это лучшее, что было у танцовщиц и у гейш.
Танец приятен для глаз, но чувство дремлет – это не то что жгучий порыв в испанской хоте.
После премьерши танцевали так называемые «половинки», кандидатки в гейши, почти дети, которые не носят шлейфа и имеют преобладающим цветом костюма красный.
Я спросил соседа: «Правда ли, что гейши довольно развиты и вообще строго держат себя?»
«Нет, это жертвы нужды, дети бедных родителей. Думаю, что все получили начальное образование, но в общем – это девушки, зарабатывающие свой хлеб довольно недвусмысленным путем. Ритуал определенный есть, их оберегают, но они доступны».
В течение обеда хозяева поочередно присаживались перед каждым гостем, обменивались любезностями, небольшими тостами.
Кофе подавали уже в другом помещении с европейской мебелью, что было очень кстати, так как у меня положительно свело ноги от непривычного сидения.
Маленькие «половинки», разносившие кофе, оказались очень слабыми в географии: Лондон сделали столицей Америки, Москву пересадили в Англию. Одна наивно спросила: спят ли европейские дамы в чулках? Вопрос не из особенно тонких. Поэзия, окружавшая гейш, несомненно, родилась раньше современниц.
Чувствовалось, что этим детям не под силу еще занимать гостей. Всем им место еще в школе и, во всяком случае, давно пора спать.
Торжество закончилось изысканно любезными проводами.
Токио. 12 января
Утром поехал в русский собор. Обыкновенно все рикши отлично знают, куда ехать, если назовешь «к Николая» (имя бывшего архиепископа). На этот раз меня поняли не сразу. Пришлось не только показать на видневшийся издали собор, но и изобразить голосом звон колокола: «бум, бум». Рикши поняли и затрусили живее.
Ознакомительная версия.
