Стал приходить на аэродром чаще, слушать, как пилоты рассказывают о полётах, о жизни лётчиков. С этого момента я стал больше читать об этой героической профессии и решил непременно стать лётчиком.
Так как я пошёл в школу с 5 лет, то 10 классов я заканчивал в 1976 году в 15 лет, и мне в военкомате сказали, что желательно подрасти до 17 лет и потом поступать в военное училище. Я понял, что мне нужно еще и физически себя подготовить для поступления в лётное училище, и поступил в педагогическое училище на отделение физического воспитания.
В 1977 году подавал документы в училище, но мне отказали, так как мне еще не было 17 лет. Впрочем, тут же посоветовали самому написать письма на имя начальников училищ, мол, возможно, кто-то из них разрешит поступать мне раньше, в 16 лет.
Я написал в 7 военно-летных училищ. Как сейчас помню, первые три письма из Оренбурга, Харькова и Ставрополя пришли с отказом. В письмах сухим казенным языком объясняли, что прием воспитанников возможен только при достижении ими установленного законом возраста.
Я решил, что, откуда придёт первый вызов, туда и поеду, хотя надежды уже не было. И вот, вскрываю очередной конверт и читаю, что мне разрешают на общих основаниях поступать в Ейское училище лётчиков.
Так в 1977 году я стал курсантом Ейского высшего военного авиационного училища летчиков, которое готовит летчиков для истребительно-бомбардировочной авиации.
У всех в жизни бывают срывы и неприятные истории, я тоже был не подарок иногда в своем поведении. Для меня подраться было раз плюнуть, что однажды и случилось в городе Батайске в 1978 году. Меня туда отправили лечить уши в лазарет. Однажды я пошёл в самоволку и подрался с патрулём, который хотел меня задержать. Я сбежал от патруля, но позже меня опознали, арестовали и посадили на гауптвахту.
Потом был совет училища, разбор позорного поведения, было принято решение меня отчислить. Отправили исправлять моё поведение, то есть служить солдатом в инженерный батальон.
Я понял, что мечта стать лётчиком почти рухнула, однако, прослужив месяца четыре, сам подошел к начальнику штаба батальона майору Мурадяну. Спросил у него, можно ли мне поступать в летное училище, на что он мне ответил, что можно, если у меня «будет нормальное поведение».
Таким образом, в 1979 году я на общих основаниях поступил в Борисоглебское ВВАУЛ им. В. П. Чкалова. Начал заново учиться, чтобы стать лётчиком.
В 1980 году мы узнали, что начались боевые действия в Афганистане, где успешно применяется авиация. Каждый курсант, как мне кажется, начал думать, как бы быстрее закончить училище и попробовать себя в бою.
В 1983 году я окончил училище. Нам повезло, хоть мы и попали в «дыру», в город Арцыз, но все равно очень удачно — там работали на самолетах Су-25, которые вовсю уже летали в Афганистане.
Первая партия лётчиков из нашего полка сразу начала готовиться для работы в Афганистане. Мы были следующими.
В начале 1985 года командиром полка пришел к нам Александр Владимирович Руцкой, который начал готовить полк к боевым действиям в соответствии с требованиями боевых уставов. Мы начали летать очень много, по 5 смен в неделю, что потом дало свои результаты уже в Афганистане. Там наш полк потерял только одного лётчика (пропал без вести), а за один год выполнил 24500 боевых вылетов.
К большому сожалению, из первой партии не вернулись домой четыре человека.
Каждый из 515 боевых вылетов, выполненных мною в Афганистане, конечно, не вспомнишь и не расскажешь — многие вылеты слились в единый вылет, очень похожий на один. Хотя в памяти остались эпизоды из боевых вылетов, которые сопровождались высоким психологическим напряжением, большим вовлечением сил и средств.
Вспоминаю боевой вылет в район Котаи-Ашру, западнее Кабула, где начиналась небольшая операция сухопутных войск, рассчитанная на 2–3 дня.
Однако в первый же день войска столкнулись с ожесточенным сопротивлением бандформирований, что потребовало увеличения применения штурмовой авиации. В первом вылете я находился во второй ударной группе, и мы подходили к цели через 5 минут после нанесения удара первой группой. Однако вся разработанная схема нанесения удара на земле изменилась через 4 минуты после начала работы первой ударной группы. При выполнении вывода из атаки был подбит ракетой самолёт ведущего первой группы подполковника А. Н. Фаброго. Нам пришлось в полете менять координаты нанесения удара, и мы начали работать по району расположения ПЗРК. Затем пришлось сопровождать горящий самолет Фаброго. Он тянул самолет на восток поближе к Кабулу, да и в том районе находилась в воздухе поисково-спасательная группа. Через три минуты после поражения ракетой Фабрый катапультировался, так как перегорело управление самолетом.
В этом боевом вылете в третьем заходе я увидел, что по заходящему на цель впереди меня самолету работает ЗГУ. Я очень хорошо прицелился и короткой очередью из десятка ракет С-8 уничтожил установку, видимо, вместе с боевым расчетом.
Через полтора часа запланировали в тот же район еще один вылет, впереди нас шла группа подавления средств ПВО, однако по необъяснимым причинам первая группа не смогла подавить средства ПВО.
Наше звено начало работать без подавления средств ПВО, и после выхода самолета майора Шулимова из пятой атаки его подбили. Я видел эту атаку очень хорошо, поскольку подошел тогда к нему сверху.
Расстояние до него было метров 15–20, я ему шутя сказал по рации: «Коля, поддай газу, а то горку впереди не перелетим». Он мне показал пустые руки и сказал: «Нечем поддать». В этот момент слева от меня, в левый двигатель его самолета влетела ракета.
Взрыв произошел на моих глазах — при взрыве от самолета Шулимова, кроме частей от двигателя, отлетела часть стабилизатора. Я крикнул в эфир: «Коля, в тебя ракета попала», — но он и сам это почувствовал. Его самолет сначала накренился вправо, потом начал выполнять резкий крен влево, и в этот момент, как в замедленной съемке, я увидел, как отходит фонарь, затем вышло кресло катапульты.
Боковым зрением увидел, как взрывается самолет Николая, ударившись о скалу, и раскрывается парашют, на котором висел Шулимов. Я внимательно наблюдал за ним, одновременно доложив на КП армии, что сбили Шулимова.
У меня самого тогда начали дрожать колени. Если кто думает, что в бою не страшно, не верьте, страшно, я не один раз на себе проверял.
Потом я построил маневр для атаки по тому месту, откуда пустили ракету по Шулимову, — там слабенький дымный шлейф рассеивался.
