Прежде чем ехать вторично к судье, я запросил губернское казначейство, из какового мне ответили, что по ассигновке (мы дали подлинный, установленный нашим фотографом, номер), нами указанной, никаких сумм не отпускалось.
Я тотчас же велел собрать сведения о канцелярских служащих г. Р. Оказалось, что всеми делами его канцелярии ведает некий писарь Андрей Бойцов, с каковым случайно был знаком мой агент Леонтьев, специализировавшийся по наблюдению за штатами служащих как правительственных, так и частных учреждений. По заявлению Леонтьева, Бойцов - большая дрянь, взяточник, выколачивающий всякими способами доходы из своей службы: то подговаривая свидетелей, то подавая советы обвиняемым, то задерживая незаконно исполнение тех или иных бумаг.
Я пожелал использовать это счастливое знакомство и приказал Леонтьеву повидаться где-либо с Бойцовым, не подозревавшим, конечно, о службе Леонтьева в сыскной полиции.
- Попытайтесь, Леонтьев, - сказал я, - за стаканом вина что-либо выведать. Быть может, Бойцов и проговорится.
На следующий же день Леонтьев встретился "случайно" с Бойцовым в трактире и разговорился. Рассказал ему, что это время бедствовал без места, но теперь устроился письмоводителем к земскому начальнику. Бойцов был оживлен, много говорил, но ни единым звуком не проговорился о "деле". Три дня я продержал слежку за Бойцовым, но и она ровно ничего не дала. Очевидно, Бойцов, встревоженный моим появлением у его патрона, был сугубо осторожен и, кроме своей квартиры, службы да трактира, никуда не ходил.
Я наметил себе линию ближайшего поведения. Я был уверен, что, явясь вторично к Р., я в канцелярских книгах его обнаружу какую-либо путаницу с денежными ассигновками, так как ведь из его же серии был взят бланк для поддельного документа. Бойцов от всего, конечно, отопрется, и что же будет дальше?
Тут меня осенила мысль: необходимо будет опять использовать знакомство, вернее, встречу Бойцова с Леонтьевым.
Я приказал агентам, следящим за Бойцовым, не прибегать к осторожности, но умышленно дать последнему заметить их слежку за собой, что в точности и было ими исполнено.
Начиненный этими сведениями, я с судебным следователем явился к г. Р. Он принял нас так же сухо, но противиться осмотру делопроизводства на сей раз не мог. Осмотрев в канцелярии книгу ассигновок, я нашел в ней, в числе корешков уже использованных бланков, и носящий нужный нам номер, т. е. первоначальный, восстановленный фотографически в подложной ассигновке. Однако на этом корешке значились совершенно другое имя, дело и сумма не в 300, а в 10 тысяч рублей. Стало очевидным, что корешок в книге был для видимости заполнен выдуманным текстом, а ассигновка и ее талон пошли на мошенническую подделку с целью получения 300 тысяч.
Сообщив г. Р. о результатах осмотра его книг, мы ввергли его в великое смущение и недоумение. Куда девался его аррогантный тон? Он вдруг сделался до приторности любезным, сбегал лично за стулом и принялся слащаво меня упрашивать сесть. Очевидно, "либеральные принципы" уступили место соображениям шкурного характера.
- Я должен буду арестовать вашего Бойцова, - сказал я ему.
- Что вы, что вы, г. Кошко?! Неужели же вы заподозриваете этого честного и развитого малого? Он уж больше года у меня служит, и я не могу нахвалиться им.
- Вы можете хвалиться им сколько вам угодно; но я имею точные сведения, что ваш "честный" Бойцов - чистейший мошенник, обделывающий свои делишки, часто прикрываясь вашим именем.
Да, наконец, и на корешке вашей книги почерк именно Бойцова.
- Что же, вам виднее, г. Кошко. Делайте как хотите! Пожалуйста, не стесняйтесь! - сказал г. Р. с обворожительной улыбкой.
Вернувшись снова в его канцелярию, я обратился к Бойцову.
Этот тип был лет 35, с крайне наглым лицом и тем характерным выражением на нем, что присуще часто русским недоучкам, превратившим свою голову в свалочное место полупрочитанных и наполовину понятых брошюр, памфлетов и прокламаций.
- Одевайтесь, Бойцов. Вы арестованы! - сказал я ему.
- Это же по какому праву? - запальчиво ответил он.
- Да без всякого права, а просто арестованы, да и только!
- Нет, вы извольте сказать, на основании какой такой статьи уголовного уложения 1903 года?
- Вы уголовное уложение бросьте! Я - начальник сыскной полиции, подозреваю вас в крупном мошенничестве, а потому нахожу нужным арестовать вас. Поняли?
- Это чистый произвол, бюрократические замашки, вопиющее насилие!
Я велел позвать двух городовых, и Бойцов был препровожден в сыскную полицию. Здесь он продолжал держать себя так же вызывающе и дерзко: отрицая всякую вину, возмущаясь незаконным якобы арестом и требуя немедленно лист бумаги для подачи жалобы прокурору.
- Вам какой лист: большой или маленький? - спросил я иронически.
- Все равно! - ответил он сухо.
- Прокурору вы пишите, - это ваше право. Но, быть может, вы вспомните, куда ушла ассигновка, вашим почерком выписанная на корешке, в сумме 10 тысяч рублей? Представьте, какая странность, - в губернском казначействе такого номера ассигновки не предъявляли.
Но эта улика не смутила нахала.
- Разве я могу помнить все ассигновки? Да, наконец, если и вышла путаница, ошибка, - нельзя же за это сажать людей под замок!
Продержав безрезультатно Бойцова сутки, я снова призвал к себе того же Леонтьева.
- Придется, видимо, Леонтьев, вам сесть на пару дней.
- Что же, г. начальник, дело известное, - не впервой!
- Да, но на этот раз вам придется вести себя крайне тонко.
Бойцов - стреляная птица, малейшая шероховатость - и дело испорчено!
- Постараюсь, г. начальник!
- Вот что. Я думаю, вам лучше всего накинуться на него с руганью и упреками, обвиняя его в вашем аресте. Сошлитесь на недавнюю встречу в трактире и на слежку, что была, очевидно, установлена за ним и встречаемыми им приятелями. Поняли?
- Так точно, понял!
Леонтьев разыграл свою роль превосходно. Из слов подслушивавших агентов и из его позднейшего доклада картина представлялась таковой. Леонтьев, посаженный в камеру и завидя в ней Бойцова, с места в карьер на него набросился и принялся ругательски ругаться:
- Сволочь ты этакая! Будь тебе неладно! И тоже из-за всякой скотины страдай! Только что наладилось с местом, так - на тебе, теперь из-за эдакого г... лишаться всего! Отвечал бы сам за свои паскудства, а то честных людей втравливаешь, анафема этакая!
Огорошенный Бойцов принялся не то оправдываться, не то успокаивать расходившегося коллегу по несчастью:
