Упоминая о своих разговорах с Вильгельмом II, Государь сказал мне, что как-то раз император среди других маловажных предметов коснулся с ним вопроса о посылке в Константинополь, по просьбе турецкого правительства, новой военной миссии с генералом Лиманом фон Сандерсом во главе, по примеру прежних однородных миссий, уже много лет посылавшихся в Турцию. При этом император сказал, что он надеется, что у Государя против этого не будет возражений. Государь ответил, что если новая миссия не будет отличаться от прежних, то он, само собой разумеется, не будет возражать.
Означенный разговор, казавшийся не имеющим особого значения, не произвел на меня впечатления в минуту рассказа о нём Государя. Однако же он послужил отправной точкой для чрезвычайно острого столкновения между петроградским и берлинским кабинетами, когда нам стал ясен истинный характер меры, принятой германским правительством под безобидным видом посылки в Турцию, по её просьбе, инструкторской миссии.
Говоря выше о разочаровании, произведенном в Берлине разгромом балканскими союзниками турецкой армии в 1912 году, военное воспитание которой в течение многих лет было поручено известному германскому генералу фон дер Гольцу, я заметил, что, вероятно, тогда же германский генеральный штаб принял решение перестроить на новых началах взятое на себя дело организации турецких военных сил. В Берлине укоренилось убеждение, что для восстановления престижа Германии на Ближнем Востоке, потерпевшего умаления вследствие ярко обнаруженной в балканскую войну неудовлетворительности боевой подготовки турецкой армии, необходимо было, не теряя времени, приступить к преобразованию инструкторского дела, входившего в обязанности германской военной миссии, в смысле расширения его до пределов назначения германских генералов для командования отдельными частями турецкой армии и офицеров в качестве начальников военных школ, советников в генеральном штабе, интендантстве и в военно-санитарном управлении, не говоря о тех, которые продолжали бы свою специально-инструкторскую службу.
Подробный план этой организации, о котором не было известно ни одному иностранному правительству, был сообщен мне в конце октября 1913 года нашим послом в Константинополе М. Н. Гирсом, узнавшим о его существовании из секретного источника. Нетрудно себе представить, какое впечатление произвел на меня этот шаг германского правительства, имевший очевидной целью взять в свои руки военное управление Константинополем, иными словами, подчинить себе таким способом судьбы турецкой столицы и во всех остальных отношениях, когда бы германское правительство сочло это для себя полезным. Это впечатление усугублялось ещё тем обстоятельством, что незадолго перед тем, как германский замысел стал мне известен, я был в Берлине проездом из Виши, где я провёл три недели для лечения. По обыкновению, я виделся с германским канцлером и имел с ним подробный разговор по вопросам, касавшимся последних политических событий. В числе этих вопросов нами обсуждался один, который должен был бы навести г-на Бетмана-Гольвега на мысль сообщить мне о намеченной Германией мере, так как он касался внутреннего строя Турецкой империи, а именно вопрос о реформах армянских вилаетов, который был поднят по моему почину и служил предметом деятельного обсуждения между русским и германским правительствами как раз в эту пору. Тем не менее канцлер в весьма продолжительной беседе со мной, ни словом не обмолвился о той неожиданности, которую Германия готовила Европе и прежде всего России, и я возвратился в Петроград, ничего не подозревая о германских планах.
Когда я получил телеграмму Гирса, за отсутствием германского посла, бывшего в отпуске, посольством управлял советник, г-н фон Луциус, который сообщил мне, что ему решительно ничего неизвестно об условиях, в которых состоялась посылка новой военной миссии в Константинополь, но что он о них запросит своё правительство и сообщит мне его ответ. Хотя фон Луциус не принадлежал к числу людей, которые располагают в свою пользу и внушают к себе доверие даже по довольно продолжительном знакомстве, я тем не менее поверил тому, что он сказал мне, как я бы поверил и графу Пурталесу, если бы и он в данном случае не мог ничего сообщить мне о намерениях своего правительства, ссылаясь на своё полное неведение. Мне давно была известна система германского министерства иностранных дел осведомлять своих представителей за границей только постольку, сколько это было неизбежно для того или иного дипломатического шага, который оно имело в виду им поручить. Из весьма необстоятельного ответа, полученного из Берлина на запрос фон Луциуса, я мог однако убедиться, что сообщенные мне Гирсом сведения были вполне точны и что генералу Лиману фон Сандерсу поручалась не только роль верховного инструктора турецких войск, но непосредственное командование первым турецким корпусом, расположенным в Константинополе. Наш посол в Берлине С. Н. Свербеев тоже не мог дать мне никаких более подробных сведений о командировке Лимана, так как в самом министерстве иностранных дел о ней были плохо осведомлены.
Первое свидание моё с вернувшимся из отпуска германским послом носило довольно бурный характер. Я не мог удержаться от откровенного выражения графу Пурталесу того крайне неприятного впечатления, которое произвело на меня известие о командировке генерала Лимана в Турцию с такими неожиданно широкими полномочиями, и предупредил его о возбуждении, которое оно неминуемо вызовет в нашем общественном мнении и печати, как только получит огласку. Вместе с тем я выразил послу моё удивление по поводу того, что германский канцлер не предупредил меня во время нашего недавнего свидания в Берлине о предстоявшей командировке Лимана фон Сандерса, характер которой выходил далеко за пределы обычной инструкторской деятельности иностранных офицеров, приглашаемых на службу правительствами государств, нуждающихся в чужой помощи для приведения в порядок своих военных дел. Я прибавил, что не могу себе представить, чтобы в Берлине не отдавали себе отчёта в том, что русское правительство не может относиться безразлично к такому факту, как переход в руки германских офицеров командования Константинопольским гарнизоном. Германский канцлер должен был знать, что если есть на земном шаре пункт, на котором сосредоточено наше ревнивое внимание и где мы не могли допустить никаких изменений, затрагивавших непосредственно наши жизненные интересы, то этот пункт есть Константинополь, одинаково открывающий и заграждающий нам доступ в Средиземное море, куда, естественно, тяготеет вся вывозная торговля нашего юга. Графу Пурталесу были хорошо известны усилия, которые я со дня моего вступления в управление министерством иностранных дел прилагал к установлению добрососедских отношений с Германией, которые, по словам императора Вильгельма и государственного канцлера, в одинаковой степени отвечали и желаниям германского правительства. Способ действия Германии в вопросе о военной миссии в Турции находился в прямом противоречии как с той примирительной политикой, которой мы придерживались по отношению к берлинскому кабинету, так и с теми заверениями, которые я только что слышал от самого канцлера в Берлине, и чрезвычайно затруднял мне следование по тому пути, который я избрал и который один мог упрочить европейский мир.
