физическую верность. Новичку при дворе это могло казаться лёгким делом. Но вскоре он убеждался в том, что такие отношения невероятно тяжелы, и чем дальше, тем тяжелее.
Между тем Елизавета пресытилась обществом Рэйли, потерявшего главный секрет обаяния — молодость. Уже в 1587 году он уступил своё место фаворита юному лорду Эссексу. Однако дэвонский адмирал по-прежнему оставался в свите. Ещё несколько лет он соблюдал правила игры — до тех пор, пока взгляд его не рассмотрел в толпе королевских фрейлин 25-летнюю Бесс Трокмортон. Это была сирота, дочь видного дипломата сэра Николаса Трокмортона, взятая Елизаветой ко двору на одну из самых завидных должностей — фрейлины королевской опочивальни.
Своё восхищение её красотою Рэйли выразил в чудных стихах:
Природа, вымыв руки молоком, Не стала их обсушивать, но сразу Смешала шёлк и снег в блестящий ком, Чтоб вылепить Амуру по заказу Красавицу, какую только смел В мечтах своих вообразить пострел. Он попросил, чтобы её глаза Всегда лучистый день в себе таили, Уста из мёда сделать наказал, Плоть нежную — из пуха, роз и лилий; К сим прелестям вдобавок пожелав Лишь резвый ум и шаловливый нрав. (Пер. Г. Кружкова)
Его чувства не остались без ответа. В то время в моду входила идиллическая любовь пастушков и пастушек. Но очарованная Бесс видела перед собой воспетого Эдмундом Спенсером «пастуха океана», сгоравшего от страсти и умевшего вызывать страсть. Несмотря на двенадцатилетнюю разницу в возрасте, она не устояла и летом 1591 года почувствовала себя беременной.
Рэйли ничего не имел против женитьбы. Загвоздка была в том, что королевские фрейлины, как и королевские фавориты, могли устраивать свою личную жизнь и идти под венец только с разрешения Елизаветы (получить его, впрочем, было практически невозможно). Свита была её живой собственностью, покушение на которую жестоко каралось. Тем не менее любовники дерзнули вступить в тайный брак. Бесс, уединившейся в замке своего брата, удавалось скрывать свою беременность вплоть до самого рождения ребёнка (мальчика, названного Дамери, — в честь предка рода Рэйли). А затем всё всплыло наружу, и разразилась буря.
Елизавета была не из тех женщин, которые легко прощают провинившихся любовников и подопечных. Она расценила случившееся как двойное предательство, и слышать не хотела ни о каких оправданиях. Бесс тотчас арестовали, а за Рэйли, который предусмотрительно отплыл к берегам Панамы, был послан корабль под говорящим названием — «Презрение».
Доставленный в Лондон, Рэйли был заключён под домашний арест. Поначалу он пытался всё отрицать и притворялся, что полон отчаяния от потери расположения её величества. Шестидесятилетняя Елизавета получила от него страстное послание:
О светоч мой, звезда минувших дней, Сокровище любви, престол желаний, Награда всех обид и всех скорбей, Бесценный адамант воспоминаний! Стон замирал при взоре этих глаз, В них растворялась горечь океана; Все искупал один счастливый час: Что Рок тому, кому Любовь — охрана? Она светла — и с нею ночь светла, Мрачна — и мрачно дневное светило; Она одна давала и брала, Она одна язвила и целила. Я знать не знал, что делать мне с собой, Как лучше угодить моей богине: Идти в атаку иль трубить отбой, У ног томиться или на чужбине, Неведомые земли открывать, Скитаться ради славы или злата… Но память разворачивала вспять — Грозней, чем буря, — паруса фрегата. Я всё бросал; дела, друзей, врагов, Надежды, миражи обогащенья, Чтоб, воротясь на этот властный зов, Терпеть печали и влачить презренье. Согретый льдом, морозом распалён, Я жизнь искал в безжизненной стихии: Вот так телок, от матки отлучён, Все теребит её сосцы сухие… (Пер. Г. Кружкова)
Но всё было напрасно, сосцы не наполнялись молоком. Более того, последовал приказ заключить обоих супругов в Тауэр.
От дальнейших неприятностей Рэйли выручил случай. Вскоре его флотилия захватила испанское судно «Мадре де Диос» («Матерь Божия»), на борту которого находился поистине сказочный груз: сотни тонн специй, а также ювелирные украшения, драгоценная церковная утварь, жемчуг, янтарь, роскошные ткани, шелка, слоновая кость, ковры, серебро и золото. По прибытии удачливых корсаров в Дартмут (графство Дэвон) добыча была оценена в 150 тысяч фунтов стерлингов — фантастическая сумма по тем временам. Вместе с тем королевские контролёры выяснили неприятную вещь: гонясь за быстрой деньгой, моряки собираются спустить за бесценок весь товар на предстоящей ярмарке святого Валентина, из-за чего вместо причитающихся её величеству 30 000 фунтов
