Рано утром в палату вошла та же строгая сестра и сообщила мне, что операция подготавливается и я не должна принимать пищу.
— ?!..?!.. Как же так! А Мессинг?
Сочувствуя мне, вся палата притихла, женщины скорбно глядели на меня. Я попрощалась с ними и пошла за медсестрой к своему лобному месту.
Но мы прошли по всему коридору, не остановившись у операционной, и другим крылом спустились по лестнице на первый этаж.
У дверей с надписью «Конференцзал» нас ждал профессор Абрамов. С чувством невероятной тревоги захожу в зал, не имеющий ничего общего с операционной. В зале человек 200 врачей и студентов, все в белом. Пока иду к кафедре, вижу, как 400 глаз молча следят за мной. Чувствую себя, как маршал на параде. Только никто не кричит: «Равнение напра-во!», и «маршал» — в цветном нейлоновом халате.
На кафедре, в черном костюме, академик Кассирский. Он подошел ко мне, обнял меня за плечи и, не опуская руки, объявил присутствующим, что, судя по анализу костного мозга, решено с операцией пока повременить. Больная, мол, живет в Москве, и если курс лечения не улучшит ее состояние, операцию проведут незамедлительно.
Я высвободилась из дружеских объятий академика, повернулась к нему и спросила: «Это вы по просьбе Мессинга?»
Еще не успев сообразить, что к чему, он удивленно переспрашивает:
— Мессинг?! А при чем тут он?
— Да я думала, что это он...
Кассирский перебивает, улыбаясь: «Нет, дорогая, мои друзья не вмешиваются в дела моих пациентов. Даже Вольф Григорьевич. Да и не видел я его уже давно».
С радостным чувством вернулась я в палату. Хоть и боялась очередного выговора, но с нетерпением ждала звонка от Мессинга. А он, не позвонив, сам пришел на другой день. С ним сестра покойной супруги. Принесли гостинцы — большую коробку шоколадных конфет и бананы.
Вольф Григорьевич дипломатично обходил стороной все мои попытки узнать: ему ли обязана тем, что болезненной операции удалось избежать. И где тут собака зарыта — он ли внушил Кассирскому, что проводить операцию излишне или в лечении моем как-то участвовал он сам? Мессинг вел разговор на далекие от медицины темы, словно мы сейчас не в клинике.
А через три дня я была выписана с предписанием соблюдать и дома больничный режим.
Вольф Григорьевич не заставил себя ждать и в тот же вечер навестил меня. И снова ни слова об отмене операции.
У здания Центрального дома медицинских работников бушевало людское море. Усиленные наряды милиции еле сдерживали анархичную толпу, состоявшую, в основном, из неудачников, коим не достались билеты на юбилейный вечер Вольфа Мессинга.
А правительство решило почему-то отметить задним числом круглую дату жизни известного телепата и ясновидца. Вольфу Григорьевичу уже исполнилось шестьдесят семь лет, а вечер проходил под знаком шестидесятипятилетия.
Накануне юбилея я была у Мессинга и отметила неважное самочувствие Вольфа Григорьевича. Ему явно не улыбались эти юбилейные торжества. Но и отменить их было нельзя: слишком велик интерес к встрече у московской общественности, ученых, журналистов и просто почитателей Мессинга.
Ираида Михайловна — сестра его жены, сказала мне, что сам он уверен в том, что у него вспышка хронического аппендицита.
Я предложила проконсультироваться с профессором Аграненко, опытным хирургом из Института гематологии и переливания крови, и даже лечь, если потребуется, на обследование. Но Вольф Григорьевич категорически отказался, объявив, что просто не имеет права подвести столько людей.
Зал Дома медицинских работников 19 января 1966 года был забит до отказа. А чтобы хоть как-то удовлетворить тех, кому не посчастливилось приобрести билет, из основного зала в вестибюль и смежные помещения провели ретрансляционные радиоточки.
В почетном президиуме — известные физики, биологи всех рангов и званий, несколько академиков, врачи и журналисты.
Я с сыновьями сидела в шестом ряду партера, очень волновалась, так как мне тоже предстояло выступить с приветственным словом. А труднее всего говорить теплые слова о друге именно в его присутствии и под взглядом стольких глаз. И приветствие мое вышло не так, как я задумала. Я просто напросто пересказала историю наших встреч, перемежая рассказ восторженными эпитетами. Смущенная, сошла со сцены и вернулась на свое место.
Аплодисменты покрыли мои последние слова, но собой я осталась недовольна.
Другие говорили более кратко, но все без исключения — в восторженных выражениях. Вольф Григорьевич любезным жестом приглашал всех ораторов оставаться на сцене, где у стола полукругом были расставлены цветы, и самая большая корзина с тюльпанами — от героини войны, летчицы-асса Гризодубовой.
Мессинг, польщенный теплотой слов и вниманием, сидел в центре стола, как ребенок-именинник.
Второе отделение вечера было отведено самому юбиляру. В ответ на многочисленные приветствия Вольф Григорьевич сказал только одну фразу: «Друзья, большое вам спасибо!»
Потом, как обычно, началось его выступление, привычная программа психологического сеанса, но, как и всегда, в чем-то новая.
В самом начале к нему поднялась женщина и во всеуслышание сказала, что вот уже более полугода страдает от нестерпимой головной боли. Мессинг попросил подать стакан воды, и кто-то налил из хрустального графина, который стоял на столе почетного президиума.
Вольф Григорьевич что-то тихо сказал женщине на ухо, несколько секунд подержал за запястье и велел выпить несколько глотков воды. И почти сразу же, радостная, она заявила, что боль исчезла.
Прямо-таки евангельская сцена: «Встань и иди!» — сказал Христос больному Лазарю.
На следующий день торжество продолжалось уже в менее официальной обстановке. В ресторане «Прага» на Арбате Мессинг арендовал весь великолепный «Красный зал» с зеркальным дизайном, и там прошел пышный банкет.
Среди почетных гостей я запомнила академика Петра Ребиндера, академика Иосифа Кассирского, писателя Леонида Леонова и сына «всесоюзного старосты» Калинина Александра, профессора Московского университета. А также главного редактора журнала «Наука и религия» Владимира Мезенцева.
Должна признаться, что всякие общественные диспуты или встречи Вольфа Мессинга со зрителями вне зрительного зала редко обходились без докучливых представителей этого журнала или лекторов из общества «Знание». Думается, такая опека была кем-то задумана, чтобы «защитить» зрителей и почитателей Мессинга от ухода в область мистики и оккультизма.
Вечер прошел тогда в непринужденной обстановке, шутки чередовались с тостами, не умолкал смех. Были довольны и официанты ресторана. К иностранцам и крупным партийным чиновникам у них уже пропал интерес, так как ресторан «Прага» давно стал излюбленным «злачным местом» московской элиты, А вот такую персону они еще не обслуживали.
