- Действуй, герой!
Восемь бойцов из отделения сержанта залегли, слились с землей, а когда фашисты подошли на 15-20 шагов, в одно мгновение поднялись и бросили гранаты. Впечатление было такое, что разорвался мощный снаряд, выпущенный из дальнобойного крупнокалиберного орудия. Автоматные очереди стихли, дикие крики, стоны раненых огласили ночное поле. Замешательство немцев, однако, было недолгим. Опять поднялась отчаянная автоматная стрельба. Но драгоценные минуту, так нам необходимые, были выиграны. Бойцы разведгруппы переправились через Оржицу и спустились в глубокий овраг. Теперь мы находились в относительной безопасности и можно было отбросить маскировку, разжечь костры, обсушиться, покурить. Но табак и спички намокли.
Не давала покоя мысль: "Откуда фашистам стало известно о рейде разведгруппы, как просочилась информация? Старик, рассказавший нам о броде, пособник врага? Вряд ли. Судя по рассказу разведчиков, у него два сына в Красной Армии, фронтовики. Один служит в Бресте, артиллерист. Другой - моряк, плавает на Черном море. Старик несколько раз спрашивал, взял ли германец Брест-Литовск (он называл город по прежнему его названию) и что слышно насчет бойцов, что служили в городской крепости. Нет, не может отец двух фронтовиков быть предателем. Возможно, старик по секрету поделился с кем-нибудь из односельчан, что окруженные советские бойцы интересовались бродами через Оржицу и что он указал им тот, что в пяти верстах от села, у молодого леска. Этот односельчанин оказался предателем и все сообщил немцам".
Впервые за войну мы столкнулись с фактом очевидного предательства, он потряс нас. Не из газет, не из книжек, а из горькой действительности узнали, что среди наших людей, для которых нет ничего выше, чем Родина и ее дело, имеются оборотни, готовые за тридцать сребреников пойти в услужение к фашистам, пресмыкаться перед ними. Кто эти люди, которые в тяжкий для Отечества час наносят ему удар в спину? Бывшие кулаки, уголовники, стяжатели? Что руководит поступками предателя: корысть, тщеславие, ненависть к советскому строю, презрение к труду и людям труда, жажда властвовать над другими, жить за их счет? Как, должно быть, ловко и искусно они приспосабливались, рядились в нашу одежду, скрывая истинное лицо. Беседуя той ночью с бойцами, я напомнил им известные слова Максима Горького, сказавшего, что даже тифозную вошь оскорбило бы сравнение с предателем.
Этот случай свидетельствовал о том, что революционная бдительность, о которой нам постоянно напоминала партия, в условиях смертельной схватки с фашизмом необходима так же, как винтовка и автомат. Конечно, бдительность не должна переходить в мнительность, но осторожность никогда не помешает. Если бы разведчики, расспрашивая старика о броде, попросили его никому о беседе не рассказывать, то все бы могло кончиться благополучно. И сейчас бы мы не плелись понуро в Белоусовку на командный пункт генерала Куликова, и не надо было бы мучительно думать, что делать дальше, где та брешь во вражеском кольце, через которую можно вывести дивизию к своим.
Обсушившись после ночного купания и поспав немного, я поспешил на КП. Генерала Куликова я нашел в подвале просторной хаты на окраине Прохоровки. Только что шесть "юнкерсов" налетали на село, и генерал укрылся в нем от бомбежки.
Я доложил о результатах ночной вылазки разведгруппы и предложил, пока не поздно, пока фашисты не подтянули свежие силы, попытаться прорвать кольцо окружения. Я высказал свое мнение, что прорыв вражеского кольца необходимо предпринять силами не только нашей дивизии, но и всего корпуса.
- Все собрать в кулак и ударить. Только в этом наше спасение, - закончил я свой доклад.
Куликов слушал меня не перебивая. Он и сам думал так же, считая, что только концентрированный удар может принести успех.
- Ты говоришь - "собрать в кулак". А тебе известно, кто у тебя слева, кто справа? Не знаешь. Не знает и Лопатин. Мы, брат, всему до войны учились, только не учились, как обеспечить управление войсками в условиях, когда фронт прорван и противник вышел к нам в тыл. Мы собирались только наступать в оперативном масштабе, бить врага на чужой территории. А видишь, как обернулось все. В общем-то ты говоришь дело. Я и сам об этом все время думаю. Поеду сейчас к генералу Лопатину, попробую убедить его...
Я с надеждой смотрел на Константина Ефимовича. Бывший буденновец, герой гражданской войны, талантливый командир, в котором были и решительность, и воля, и знания. Я был уверен, что генерал Куликов сделает все возможное, чтобы вывести дивизию из вражеского кольца.
В тот день я беседовал с генералом Куликовым и не знал, что говорю с ним в последний раз. Машина, на которой он отправился в штаб генерала Лопатина, въехала в село, занятое фашистами. Шофер и сам Куликов поняли это, когда повернуть назад было уже поздно, и сделали попытку проскочить. До 50 гитлеровцев, находившихся в селе, устроили настоящую охоту на штабную эмку. Куликов отстреливался из пистолета, был несколько раз ранен, и машина проскочила бы, если бы фашисты не открыли огонь по автомобильным скатам. Они изрешетили покрышки, и машина" остановилась. В бессознательном состоянии, истекающий кровью Куликов был пленен. Шофера фашисты расстреляли на месте. После войны я узнал от друзей, что Куликов находился в лагере для военнопленных на территории Франции, вел себя как подобает настоящему советскому патриоту, достойно и непреклонно. Ни истязания, ни щедрые посулы не сломили его воли. Вспоминая теперь комдива 196-й, хочу сказать: за несколько месяцев совместной службы многому научился у него. Попадая в сложные переплеты на дорогах войны, я часто спрашивал себя: "А как бы в подобной; ситуации поступил генерал Куликов?" И это было хорошим ориентиром, помогало находить верные решения...
Между тем часы шли, а комдив все не возвращался, молчал и штаб генерала Лопатина. Надо было что-то делать, не сидеть же в такой обстановке сложа руки и ждать у моря погоды.
Группа бойцов, пробирающаяся к своим, принесла обнадеживающую новость. Будто бы в районе села Исковцы, что в десяти километрах севернее Будницы, обороняется наша танковая дивизия. Машины у танкистов целы, но нет горючего. Они превратили танки в неподвижные огневые точки, заняли круговую оборону в не подпускают фашистов на пушечный выстрел. "Было бы здорово соединиться с танкистами, достать горючее - отбить его у противника - в сообща навалиться на фрицев", - подумалось мне.
Но танковая дивизия в Исковцах была из области мифов. Разведка, высланная нами, доложила, что никаких танков там не было и нет, да и откуда им взяться! Желаемое мы тогда нередко выдавали за действительное. Жизнь же неумолимо возвращала нас к реальностям. А реальность настоятельно повелевала действовать, пробиваться, пока не поздно.
