Ознакомительная версия.
До сих пор в исторической литературе бытует повторяемая вслед за анархистскими апологетами «батьки» легенда о «рейде, сокрушившем тылы Деникина. Однако тогда, в первую неделю после прорыва, речь шла не о каком-либо целенаправленном движении, а именно о бегстве, в ходе которого махновцы бросали не только орудия, повозки и походные кухни, но даже винтовки, и в своём паническом стремлении за Днепр неспособны были вступать в самые незначительные столкновения со слабыми белогвардейскими заслонами.
Увы, командование войск Новороссийской области не смогло использовать момента и добить раненого, но всё ещё опасного врага. В погоню направили сборный отряд незначительной численности, а роль заслона на Днепре была поручена только что сформированным ненадёжным частям. В результате, проявив незаурядную волю и тактическое чутьё, Махно сумел мобилизовать наиболее боеспособные элементы своей Армии и перешёл Днепр. Слащову же было приказано продолжать операции против Петлюры».
Всё тот же Герасименко в своей книге утверждает, будто бы Слащёв «не раз, вспоминая Махно, говорил:
— Моя мечта — стать вторым Махно…»
Было ли это так на самом деле, неизвестно. Но если и было, то Яков Александрович имел в виду совсем не то, о чём подумали другие. С его природными талантами, с его образованием, с его храбростью, ему, как военачальнику, чаще всего не хватало свободы действия… Над Махно же не было вышестоящих начальников, а его свобода не имела абсолютно никаких ограничений. И всё-таки, не стоит сомневаться в том, что Слащёв окончательно и бесповоротно разгромил бы Махно. Этому помешала общая стратегическая обстановка, когда ударная группировка Вооружённых Сил Юга России, потерпев поражение под Орлом, отступала по всему фронту. И генерал Слащёв получил новый приказ: переправляться за Днепр для прикрытия Северной Таврии.
Что же касается петлюровцев, то здесь события развивались несколько иначе:
«Силы были не равны: украинские войска превосходили белых в 4–5 раз, несмотря даже на свирепствовавшую среди петлюровцев эпидемию тифа…
Слащов планировал ударом в направлении города Гайсин прорвать петлюровский фронт на стыке Армии УНР и Галичан. Но не все планы легко реализуются, и «Гайсинская операция» началась встречным боем — одним из самых трудных видов военных действий, требующим от полководцев крепости нервов, хладнокровия, быстроты решения и железной воли при претворении его в жизнь. На левом фланге белых бригада генерала Ангуладзе, несмотря на отвагу и решимость её командира, была отброшена, и украинские войска угрожали выходом во фланг наступающей от Умани группировке. «Положение Уманской группы стало почти безнадёжным; только медленность действий петлюровцев, шедших неуверенно и с опаской, всё ещё не веря в свой успех, спасла её пока, — вынужден был признать впоследствии Слащов. — Об общем наступлении группы нечего было и думать, — выбрать обойдённые войска из боя, не потеряв большую их часть, было невозможно». А поскольку на «Уманской группе» держался весь фронт Новороссии, её неудача могла перерасти в общую катастрофу. Пожалуй, это был первый случай, когда от полководческого дарования и счастья генерала Слащова зависело так много…
«Следовательно, — делает вывод генерал, — вся обстановка сложилась так, что надо было наступать в главном направлении и победить во что бы то ни стало». На первый взгляд такое решение отдаёт авантюрой, но оно оказалось полностью оправданным, поскольку против слащовских войск были к тому моменту сосредоточены едва ли не все боеспособные украинские дивизии. Таким образом, «наступать в главном направлении» означало — наносить удар по основному скоплению живой силы петлюровцев и в случае успеха практически уничтожить Армию УНР как войсковое соединение.
Так и произошло. Прорыв и развитие успеха в одно мгновение коренным образом изменили обстановку: как будто был вынут стержень, скрепляющий войска противника; «в тылу петлюровцев стояла полная паника; отдельные части сдавались разъездами, обозы рассыпались в разные стороны…» — рассказывал Слащов. Катастрофа подействовала и на командование Галичан: оно обратилось с просьбой о перемирии, и 24 октября было заключено предварительное соглашение о переходе Галицийской Армии на сторону Деникина. «Благодарю Вас, Генерала Слащова и всех Начальников, — телеграфировал Шиллингу Главнокомандующий 28 октября, — за блестяще проведённую операцию, отдавшую нам победу над превосходным в числе противником и приведшую к столь благоприятному разрешению вопроса борьбы с галичанами»» (А.С. Кручинин).
Глава шестая
Спаситель Крыма
О жизни Крыма задолго до настоящих событий, в «Очерках русской смуты», генерал А.И. Деникин поведал следующее:
«Жизнь Крыма до конца 1917 г. текла довольно мирно. В крае уживались рядом власти — правительственные, земско-городские и революционные (совдепы) — почти однородные по своему составу (с.-р. и с.-д. меньш.), и все одинаково бессильные. После октябрьского переворота собрание уездных и волостных земств и городов Таврической губернии создало центральную власть в лице Крымского краевого правительства — также из умеренных социалистов, во главе с кадетом Богдановым. Но собранный 26 ноября национальный совет татарского населения Крыма избрал татарский парламент (Курултай) и татарское правительство, которое также «взяло на себя защиту и управление как татарами, так и другими народностями, населяющими Крым». Совместное существование двух «правительств», порождая трения в их взаимоотношениях, очень мало, однако, отражалось на жизни края, обособившейся резко в замкнутых рамках городов и сёл. Одинаково шаткою была опора обоих правительств: у первого — полу-большевицкие солдатские гарнизоны, у второго — немногочисленное «татарское национальное войско» — Крымский полк (конный) и пешие части, силою 2–3 тыс. чел. Оба правительства одинаково трепетали перед перспективой большевицкого нашествия и заключили соглашение о взаимной поддержке против большевиков.
Гроза на этот раз шла не с севера, не изнутри, где настроение совдепов, профессиональных союзов, рабочей массы и даже солдатских гарнизонов было довольно умеренное… Судьба Крыма оказалась в руках Черноморского флота.
Уже в ноябре, под влиянием агитаторов, присланных из центра, матросы Черноморского флота свергли умеренный совдеп в Севастополе, поставили новый большевицкий и организовали в городе советскую власть. Номинально она находилась в руках сложной комбинации из совдепа, комиссариата и революционного комитета, фактически — всецело в руках буйной матросской черни. С начала декабря в Севастополе начались повальные грабежи и убийства. А в январе Черноморский флот приступил к захвату власти и на всём Крымском полуострове. Описание падения крымских городов носит характер совершенно однообразный: «К городу подходили военные суда… пушки наводились на центральную часть города. Матросы сходили отрядами на берег; в большинстве случаев легко преодолевали сопротивление небольших частей войск, ещё верных порядку и краевому правительству (правительствам?), а затем, пополнив свои кадры тёмными, преступными элементами из местных жителей, организовывали большевицкую власть».
Ознакомительная версия.
