Злой рок преследовал картину. Именно в период работы над ней в жизни Элема Климова произошла страшная трагедия – на съемках картины в автомобильной катастрофе погибла его жена Лариса Шепитько. Это было тяжелым ударом и для всех нас, ибо погибла в поре расцвета обаятельная женщина, режиссер необыкновенного дарования. В работе над фильмом «Иди и смотри» наступил перерыв. Я не представляю, как Элем устоял, не сломался. Он завершил начатую Ларисой работу, снял документальный фильм о ее жизни и лишь потом продолжил съемки фильма о партизанах. Картина получилась жесткой и, даже сказал бы я, в чем-то жестокой. Особенно впечатляющим стал образ мальчишки, которому, пройдя через ужасы войны, уже не дано было стать нормальным человеком. Сцена «Круговой бой» не вошла в материал, и от последнего выстрела в Гитлера авторы отказались.
Отношения с Климовым, естественно, разладились. «Испорченный телефон» возлагал всю вину на меня, ибо я был «диспетчером», слугой четырех господ, доносящим до группы претензии всех сторон – ЦК Белоруссии, «Мосфильма» и «Беларусьфильма», а также руководства Госкино. Все это очень напоминало древнюю традицию, когда рубили голову не полководцу, проигравшему битву, а гонцу, принесшему дурную весть.
Такова была рутина будней. Закончив тренировку нервов, я уезжал домой, захватив на вечер парочку сценариев, которые обязательно надо к завтрашнему утру прочитать. А назавтра все то же, только с новыми действующими лицами. Я чувствовал, что начинаю обрастать шерстью. За 15 лет лишь однажды удалось сходить в театр – мы с женой посмотрели в Большом балет «Спартак». Отпускные месяцы отдавал литературному творчеству, написал большую повесть «Вернись к юности», роман «Друзей не выбирают» , работал в соавторстве с моим бывшим студентом Сашей Поляковым и документалистом Михаилом Фрайманом над двухсерийным сценарием «Черная береза». Иногда, преимущественно в отпуске, случалось урвать час-другой, чтобы встать к мольберту. Усталость брала свое, и я честно предупредил Ермаша, что в день, когда мне исполнится 60, ему на стол ляжет мое заявление об уходе.
Немало приходилось заниматься и международными делами. Я, как и в юности, был жаден до познания иных миров, иных народов, но, бывая за рубежами, все равно рвался домой – мне быстро приедалась экзотика чужих стран, да и от основных обязанностей никто не освобождал, я понимал, что каждый день гостевания в далеких краях, вернувшись на родину, придется возмещать часами переработки. И все-таки богатство встреч с интересными людьми стоило того: светлой памяти доктор Альенде в последние дни его жизни, Индира Ганди, Пабло Неруда, Радж Капур, лидеры Алжира, Судана, Сомали, Вьетнама, клуб миллионеров – «отцов» Кливленда, центра атомной промышленности США, тусовка звезд Голливуда, собравшихся, чтобы поглазеть на советского «министра» – официальным советским делегациям въезд был закрыт, но я был гостем Сайруса Итона-младшего, одного из лидеров Кливлендской группы. Примечательным на этой встрече был разговор с известной актрисой и возмутительницей спокойствия Джейн Фондой. Она, отловив меня в шумной тусовке, задала вопрос, явно рассчитанный на то, чтобы поставить меня в тупик:
– Как советский министр относится к сексуальной революции?
Я отбился незамедлительно, ответив в американской грубоватой манере:
– При помощи сексуальной революции можно разрушить кровать, но не социальную систему.
Тусовка поддержала меня смехом, свистом и аплодисментами. А журналисты зауважали и не стали досаждать глупыми вопросами.
Я был постоянным неофициальным куратором польской, чехословацкой и югославской кинематографий, желанным гостем Варшавы, Праги и Белграда...
Поездки бывали не только интересными, но и трудными. Последнюю ночь в Судане, к примеру, пришлось коротать в офисе «Аэрофлота» – сыновья премьера, что называется, «положили глаз» на нашу актрису, и, уехав из гостиницы, мы загостились до отлета домой. «Сынки» наведались-таки в гостиницу и были разочарованы, не застав актрису в номере.
На улицах Сантьяго де Чили наш автомобиль обстреляли из автомата – начинался мятеж. Но и мирные зарубежные будни бывали не всегда мирными.
Однажды меня позвал Ермаш.
– Сорочки чистые есть? – спросил он, протягивая руку для приветствия.
– А куда и когда ехать? Я понимаю, что не в Канны и не в Милан, туда пошлешь Сизова или Баскакова (он был первым заместителем Ермаша), а на фестиваль в Индию ты уезжаешь сам.
Ермаш засмеялся:
– Догадливый ты парень, а не попал в точку, как раз в Индию и поедешь. Лететь завтра. Вот, возьми билеты и паспорт с визой. Я не могу лететь, на днях Пленум ЦК.
– Хоть бы за пару дней предупредил, подготовиться надо.
– А чего там готовиться – купи пару бутылок виски, и готов, у нас в буфете есть.
– Какую картину послали в конкурс?
– «Человек уходит за птицами».
– Час от часу не легче, она у меня в печенках сидит.
– Ну и пусть сидит, а ты без приза не возвращайся.
– Да уж, с ней прорвешься.
– А ты подсуетись, – он протянул руку. – Бывай. И не забудь позвонить Дине, пусть сорочки полегче готовит, там сорок градусов в тени. Поедешь, кстати, в ранге министра, программа заделана под меня.
Картина «Человек уходит за птицами» действительно рождалась нелегко. В основе сценария лежала красивая восточная притча, изукрашенная поэтическими завитушками. Читать – одно наслаждение. Режиссер Али Хамраев, поставивший немало ярких остросюжетных картин, сохранив в режиссерском сценарии красоту слога и все восклицательные знаки, не дал себе труда выстроить более или менее внятно сюжет и конструкцию, прописать диалоги и сцены. Я узнал об этом случайно, когда производственники попробовали разработать лимит затрат на постановку.
– Не можем определить количество и стоимость объектов, сколько и каких потребуется актеров – ролевых и эпизодических, какая массовка потребуется, не известен объем декораций. О, прекрасноликая! О луноподобная! О, услада души моей! И только...
Я позвонил в Ташкент:
– Али! Если хочешь запуститься со своим Мушфики, срочно выезжай и доводи до ума режиссерский сценарий. Хочешь, обговорим предварительно.
Ох, и намучился он со сценарием! Но все же сложил более или менее внятную конструкцию, поубрал изрядно словесных красот, очеловечил речь героев. Картина получилась красивой и романтической сказкой о восторгах любви в пору, когда цветет миндаль. Правда, дотошные редакторы наши отыскали в готовой ленте следы, по крайней мере, восьми модных мировых режиссеров. И вот теперь мне предстояло защищать честь Мушфики – так звали героя фильма – перед въедливыми взорами соперников на международном фестивале.
