- Можно вечером бриться.
- Ерунда, - упрямо басил обладатель каштановой пряди. - Я не знал, что ты такой отсталый. Во-первых, если уж собьют, так надо, чтобы противник видел, что ты не чумичка, а летчик советский: бритый, чисто одетый. А во-вторых, надо воевать так, чтобы не сбивали, правильно воевать. Лопуха и труса никакая борода не спасет...
- Правильно! - громко сказал Полбин, поднимаясь из-за стола. В разговор он вмешался неожиданно для себя, но тэбисты обернулись и увидели его опрятную, хорошо обтягивающую грудь и плечи гимнастерку с подворотничком, свежую белизну которого подчеркивала загорелая шея. Брился он каждое утро, сегодня тоже успел, пока Кривонос бережно плескал себе на руки воду из фляжки.
- Правильно товарищ говорит, - произнес Полбин, увидев, что от него ждут еще каких-то слов. - Суеверия идут от религии, а у нас летчики в большинстве кто? Коммунисты и комсомольцы.
Спор сам собой прекратился.
Полбин не стал разыскивать Кривоноса, завтракавшего на другом конце длинного стола. Тот обычно, если позволяло время, долго просиживал над тарелкой, стараясь с помощью приправ улучшить вкусовые качества почти постоянного блюда - бараньего мяса.
Выйдя из-под навеса под лучи уже сильно припекавшего солнца, Полбин вспомнил, что нужно сдать письмо. В нем говорилось и о встрече с Петуховым и Васиным. Но не распечатывать же конверт...
Прошло больше часа, а задания на вылет не было.
- Пехота и без нас справляется, - говорил Бурмистров, похаживая около штабной юрты. - Помогли и хватит, зря нас не тревожат.
Но загорелое, медно-красное лицо командира полка было неспокойно. Истекал срок возвращения из разведки Ююкина, а самолета не было. Бурмистров делал вид, что в юрте ему душно, но в действительности он изменил всегдашнему правилу и не выставил посыльного в качестве наблюдателя, а сам то и дело поглядывал на небо из-под косматых бровей.
Самолет Ююкина не вернулся и к вечеру.
Глава VI
Мария Николаевна проснулась от стука в дверь. Было около восьми утра, дети еще спали. Соседка обычно поднималась позже. Кто же это? Сердце Марии Николаевны тревожно забилось.
На пороге стояла Лидия Кривонос. Ее светлые крашеные волосы были тщательно выложены, на бледных обычно щеках играл румянец: она только что умылась холодной водой.
- Можно? - сказала она входя. - Я тебя разбудила, Маша. Извини.
- Да нет, я что-то заспалась. Ребят вчера долго укладывала.
- Папу ждут?
- Да. - Полбина подвинула Лидии стул, сняв со спинки платьице дочери. Витюшка все спрашивает: что папа привезет? Я говорю - маленький самолет.
- А я моего Мефодия одна жду, - сказала Лидия. - Мне труднее, чем тебе, Маша.
Мария Николаевна знала, что у Кривоносов был когда-то мальчик, он умер в трехлетнем возрасте.
- Как сказать, - ответила она, - одной скучать или втроем...
- Я не скучаю. То-есть очень тоскую по Мефодию, но скучать мне не дает работа. А ты, Маша, с тех пор как замужем, нигде не работала? У тебя же специальность...
Мария Николаевна слегка покраснела. В том гарнизоне, где Полбин был командиром отряда тяжелых кораблей, она работала лекпомом в санчасти, Виктора каждое утро водила в ясли. Но после рождения Людмилы стало труднее.
- А общественная работа? - опять спросила Лидия, усаживаясь поудобнее и кокетливо поправляя на груди складки нового голубого утреннего халатика. - Я тебя, Машенька, вижу на всех собраниях, ты активная, а вот постоянного поручения от женсовета у тебя нет. Мне даже стыдно иногда, мы соседи...
- Мне теперь трудно одной, без свекрови, - сказала Мария Николаевна. - Но, по совести говоря, ни разу об этом серьезно не думала...
- Под лежачий камень вода не течет, - подхватила Кривонос. - Это верно. Ты в комсомоле долго была?
- До прошлого года. Мне уже двадцать семь, выбыла по возрасту.
- В партию думаешь вступать?
- Да, - ответила Мария Николаевна, почувствовав, как при слове "партия" легонько дрогнуло сердце. Она думала о вступлении в партию, у нее не раз был об этом разговор с мужем, но ей казалось, что она далеко, далеко еще не подготовлена к этому очень большому событию в жизни человека; свое собственное вступление в ряды коммунистов она видела где-то в туманном будущем, когда сама она будет иной - неизвестно какой, но лучше, конечно.
Лидия Кривонос доверительно положила руку Марии Николаевне на плечо.
- Я для тебя, Маша, одну интересную работу наметила... Сейчас не окажу, а вечерком зайду, и мы подробно поговорим.
- Хорошо, - Мария Николаевна посмотрела на часы. - Скоро почта будет.
- Вот бы сразу два письма - тебе и мне. Правда?
Они только вчера вечером говорили об этом. Письма приходили нечасто и, как правило, по одному. Лишь единственный раз, недели две тому назад, почтальон принес вместе два конверта: от Полбина и от Кривоноса.
Виктор зашевелился в своей кроватке.
- Ма-ам! Поди, - требовательно сказал он.
- Ну, что тебе, сынок? - Мария Николаевна склонилась над ним.
- Папа не приехал?
- Нет, сынок.
- Почему?
Мария Николаевна с улыбкой посмотрела на Лидию и развела руками. В это время постучали в наружную дверь.
- Почта! - сорвалась со стула Лидия. Она выбежала в переднюю и тотчас же оттуда донесся ее радостный возглас: - Два, два! Как я говорила!..
Бросив на стул газеты, она протянула один конверт Марии Николаевне.
Виктор понимающе молчал, пока женщины читали письма.
Полбин передавал привет от Кривоноса. Тот, в свою очередь, сообщал жене, что Иван Семенович проявил дружеское внимание: не забыл написать от его имени, пока он, Мефодий, "добирал свое", то-есть спал.
Письма были датированы одним числом. Отдельные места они прочитывали друг другу. Мария Николаевна сказала:
- Вот Ваня пишет: "Встретил своих бывших подчиненных, Петухова и Васина. Представь: Васин уже женился!" Это был у нас в том гарнизоне лейтенант. Молоденький, застенчивый такой. Девушек боялся под руку брать, ходил всегда на расстоянии.
- А теперь еще одна солдатка будет, - вздохнула Лидия. - Ничего, лишь бы вернулся!
Она торопливо отобрала свои газеты и ушла, сказав уже в дверях:
- Так я, Маша, часов в девять приду. Потолкуем...
Пришла она гораздо раньше. Глаза у нее были красные от слез.
- Что случилось? - вскрикнула Мария Николаевна, снимавшая в этот момент башмачки с Людмилы. - Телеграмма?
- Ничего, Маша, успокойся, - вяло опускаясь на стул, сказала Лидия. - Наши с тобой здоровы...
- Так кто же? Кто?
Лидия беззвучно залилась слезами и через силу произнесла:
- Комиссара нашего нет.
Мария Николаевна, не глядя, присела на сундук, покрытый пестрым шелковым платком с кисточками. Башмачок Людмилы со стуком упал на пол. Виктор подошел, поднял его и молча вложил матери в руку.
