Чего хотел Смолин, того желал и Аргон. Собака бросалась туда, куда направлял ее человек. Она делала свои добрые дела, не понимая этого. Таково мое мнение. И я не навязываю его никому и прежде всего моему другу Смолину. Я знаю, как он почитает науку о собаках. Но я знаю и то, как он любит собак и как верит в их преданность человеку и в умение разбираться в хороших и плохих людях.
Смолин привел Аргона в хлев, откуда увели корову, и сказал:
— Нюхай! След!
В команде следопыта, пробуждающей рефлекс обоняния собаки, был еще и тон, который трудно определить. Смолин, как мне кажется, еще и просил Аргона пожалеть старую женщину. Призывал быть молодцом. И собака все почувствовала. Она откликнулась и на прямую команду и на все, что было выражено интонацией Смолина.
Аргон резко выдохнул из мощной груди поток воздуха и сейчас же втянул его обратно через ноздри. Еще выдох и вдох — и взял! Есть след! Из хлева, через двор, на улицу — и помчался вперед. Половина села устремилась за пограничником и собакой.
— Хорошо, Аргон, хорошо!
Смолин вслух говорил лишь то, что было привычно собаке. Про себя же он нахваливал ее куда щедрее. Ну и псина! Корова уведена ночью или на рассвете. С тех пор прошло часов двенадцать. Обычно след такой давности да еще в населенном пункте отказываются брать и самые хорошие розыскные собаки. И это естественно. Это надо хорошо понимать работающим с собаками. Многие инструкторы вот на этом и спотыкаются. Они требуют от питомцев того, чему не успели их научить, или того, на что у собаки нет задатков.
Аргон бежит по каменистой улице так резво, так целеустремленно, будто у него под ногами не камень, на котором плохо держатся следы, а росная трава, хорошо сохраняющая запахи.
Примчался к броду. Постоял немного на берегу, осмотрелся, шумно понюхал воздух и потащил Смолина в воду. На той стороне речки, на сыром песке ясно были видны глубокие отпечатки копыт коровы, но следов человека нет. Ну! Грабитель перебрался через брод на горбу коровы? Сошел на землю немного дальше? Да, так оно и есть! Метров через тридцать Смолин обнаружил следы. Сапоги сорок второго размера. Не солдатские. Подметки новые. Металлические пластины на носках и каблуках. Вор молодой и сильный. Слабосильные и старики ходят не так размашисто, энергично, с глубоким нажимом на носок.
Аргон круто свернул с дороги и по старой стерне, зеленеющей отавой, потащил к лесу. Смолин уже был уверен, что воры не успели в одну ночь далеко угнать корову. Спрятали ее где-нибудь в лесу, чтобы потом забрать.
Но Аргон не повел его в лес. Он еще раз свернул и спустился в неглубокий овраг. На дне его остановился, залаял и начал работать передними лапами. Смолин помог ему. Немного понадобилось усилий, чтобы найти шкуру забитой коровы.
— Ну, все. Теперь грабители в наших руках. Пошли дальше, Аргон. Нюхай! След!
По руслу оврага спустились к его устью, и тут на мягкой дороге Смолин увидел следы знакомых сапог и отпечатки колес пароконной тяжело нагруженной фурманки. Следы человека потянулись влево по дороге, а отпечатки лошадиных копыт и колес фурманки уходили вправо. Интересно! Добытчик пошел в одну сторону, а добыча уплыла в другую. Почему? Надо проверить, нет ли здесь какого-нибудь фокуса. Смолин направился вправо. Аргон очень неохотно побрел за ним. Шел и не понимал, куда и зачем идет. Вот-вот забастует и ринется назад. Опасно насиловать собаку, работающую по следу. Можно сбить с толку.
— Что, не нравится дорога? — усмехнулся Смолин. — Не туда надо идти? Правильно, дружок! Я тоже так думаю. Не добыча нам нужна, а добытчик.
Он вернулся к устью оврага, нашел следы сапог и поставил на них Аргона. Собака сразу побежала заинтересованно, азартно, весело.
Минут через сорок, промчавшись изрядное расстояние, на виду у небольшого населенного пункта Аргон остановился и беспомощно завизжал. Дурной признак.
— След, Аргон, след! — поощрил Смолин собаку.
Не помогло. Скулит Аргон, туда-сюда мечется. След потерян. Куда же он делся? Не мог же вор улететь на небо.
Приглядевшись внимательнее к твердой дороге, Смолин увидел на ней слабые, сравнительно свежие отпечатки лошадиных копыт и широких шин колес фурманки. Неужели та самая? Вернулась по другой дороге и подобрала вора? Да, на то похоже. Но почему она вернулась по другой дороге? И вообще, зачем надо было ей поворачивать вправо оттуда, от устья оврага? Надо было спрятать мясо?
Смолин пошел по еле заметному следу. Там, где след пропадал, он целиком полагался на собаку. Аргон вывел следопыта в центр поселка, к воротам небольшого маслобойного заводика.
Собака сделала все, что могла. Больше от нее нельзя требовать. Дальше будет действовать человек.
Смолин вошел в кабинет директора, представился, рассказал, что именно привело его сюда, и попросил выяснить, кто сегодня ночью выезжал с территории завода на пароконной фурманке. Нехитрый клубок был распутан быстро. Вчера с вечера выезжал в лес за дровами Маркевич, завхоз завода. Помощником у него был Корчиш. Вернулись утром. С дровами? Да. Дрова выгружены на хозяйственном дворе. Выезжали в город еще Бурак и Холохоленко. Но эти вернулись ночью. Где они теперь? Кто отдыхает, кто работает.
Смолин попросил вызвать всех этих людей. Эта просьба была выполнена. Директор действовал энергично. Он был заинтересован в выяснении истины. Правда, истина, по его глубокому убеждению, заключалась в том, что ни Маркевич с Корчишем, ни Бурак с Холохоленко не могли ни в коем случае украсть корову. Это сделал кто-то другой. Чужой. Не из числа рабочих и служащих завода. Своих людей директор знал преотлично. Нет среди них грабителей.
Маркевич, Корчиш, Бурак и Холохоленко собрались на хозяйственном дворе, около конюшни. Выстроились в шеренгу, как в строю. Лица у всех одинаково хмурые. Все четверо молчат, курят. Обижены. Встревожены. Смолин подходил к ним медленно, давая возможность Аргону почуять, выбрать среди прочих посторонних запахов один, памятный ему. Как ни сложна была задача, но Аргон справился.
Собака обнюхала Корчиша, Холохоленко, Бурака, а на Маркевича бросилась с лаем. Смолин натянул поводок и строго сказал:
— Поднимите ногу, гражданин! Выше, еще выше.
Да, все так. Те самые сапоги с кованными каблуками и носками. Но самая главная улика — штаны: на них свежие следы замытой крови.
Директор был посрамлен. Разводил руками. Хватался за голову. Ахал и охал. Стыдил Маркевича. Возмущался.
Грабитель, к удивлению Смолина, не стал отпираться. Не только сразу сознался, но и согласился немедленно купить другую корову или выплатить любую сумму, какую назовет старуха. Смолин сказал: