Ознакомительная версия.
Из редакции Зинаиде Николаевне пришлось уволиться. Муж настоял. Переехали в Москву. С год прожили в любви и согласии. Рожать Зинаида Николаевна отправилась в Орёл к родителям, откуда вернулась уже с крошечной Таней, до годовалого возраста которой супруги снова жили вместе. Потом разрыв. Зинаида Николаевна возвращается в Орёл. А затем, оставив дочь у родителей, опять сходится с Сергеем Александровичем. И снова расставание. Затем у них рождается сын Костя, а брак расторгается по обоюдному соглашению.
Далее следует учёба Зинаиды Николаевны на режиссёрском отделении «Высших театральных мастерских», за руководителя которых Мейерхольда она вскоре выходит замуж и становится известной актрисой. Оставивший ради Райх свою первую жену и трёх дочерей, Всеволод Эмильевич души в ней не чаял. Только теперь смогла Зинаида Николаевна реализовать свои давние мечты о доме, всегда многолюдном и посещаемом знаменитостями, среди которых она могла бы выступать в роли светской дамы и гостеприимной хозяйки. Что-то вроде Пушкинской Татьяны в пору замужества за старым генералом.
А вот совместная жизнь с Есениным осталась и для неё, и для него не доигранной житейской драмой, тяжёлым, болезненным воспоминанием.
ПИСЬМО К ЖЕНЩИНЕ
Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В разворочённом бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несёт нас рок событий.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь,
Корабль в плачевном состоянье.
Земля – корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Её направил величаво.
Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Тогда и я,
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.
Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В разворочённом бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несёт нас рок событий…
……………………………………
Теперь года прошли,
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был,
И что со мною сталось!
Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.
Простите мне…
Я знаю: вы не та —
Живёте вы
С серьёзным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.
Живите так,
Как вас ведёт звезда,
Под кущей обновлённой сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.
«Куда несёт нас рок событий…» – этого не знала, увы, и Зинаида Николаевна. А предстояло ей и гибель первого своего мужа – Есенина оплакать, и увидеть арест второго – Мейерхольда, и через 24 дня после этого ареста быть зверски, издевательски убитой сотрудниками НКВД, причём в своей квартире. Привычные к огнестрельному оружию, они и восьмью ударами ножа не сумели прикончить отчаянно сопротивлявшуюся женщину. К тому же она кричала на весь дом, что, конечно же, не могло не нервировать убийц…
В своём «Письме к женщине», написанном уже в 1924 году, поэт больше о кабаках и выпивке ведёт речь. А вот в пору завязки и первого развития драмы своего супружества с Зинаидой Николаевной Райх ещё и вином не увлекался, и с пьянчугами дружбы не водил. Частенько заглядывал к скульптору Сергею Конёнкову, с которым его познакомил поэт Клычков. Тут можно было и частушки попеть, и песни народные – всё, чего душа просит. И под гармошку, и под аккомпанемент лиры, которую подарили скульптору слепые музыканты – его натурщики. Случалось певать им и Клычковское «Живёт моя отрада в высоком терему…» Да и песни на Есенинские стихи тут звучали нередко.
Как-то поэт припозднился и постучался к скульптору за полночь. Холод. Непогода. Темень кромешная. А тот, нет бы, поскорее впустить своего промокшего да продрогшего тёзку, экспромт от него потребовал – иначе, мол, не открою. Стоя под дождём, Сергей тут же сочинил строки, оканчивающиеся так: «И небом лающий Конёнков сквозь звёзды пролагает путь».
Следует рассказать и о дружбе Есенина с Анатолием Мариенгофом, весьма практичным человеком и не бездарным литератором, с которым он познакомился в 1918 году. Этот городской до мозга костей человек воплощал собою всё то, чего Сергею, как выходцу из деревни, так не доставало. Мариенгоф был и воспитан, и образован, и лощён. А такие качества, как ироничность и даже некоторая склонность к цинизму, только подчёркивали его бросающуюся в глаза интеллигентность, придавая ей оттенок снобистского превосходства.
Разводу Есенина с Райх весьма поспособствовал именно Мариенгоф. Зинаида Николаевна его инстинктивно недолюбливала, а он убеждал Сергея в том, что поэту семейная жизнь противопоказана. Впрочем, в эту пору такой человек и был необходим Есенину, не желавшему называться узко деревенским поэтом. Ему хотелось говорить для России и от имени России, а для этого требовалось навсегда отойти от «кондовости и посконности» и окончательно оторваться от Клюева. Сергей и «Радуницу», свой первый сборник, изданный в 1916 году, изобилующий «деревенщиной», во втором издании постарался облагородить, вытряхнув из него, насколько возможно, местный колорит.
Новые друзья, новые песни. В январе 1919 года в журнале «Сирена» была опубликована «Декларация имажинистов», подписанная Есениным, Мариенгофом, Шершеневичем, Ивневым, Эрдманом и Якуловым. Целью своих творческих исканий они провозглашали яркую, зримую образность, торжествующую над языком, логикой и даже смыслом.
Ознакомительная версия.
