Михаил Киссель - Джамбаттиста Вико

Совершенно прав Вико, утверждая, что человек сам делает свою историю и сам рассказывает о ней. Но тот, кто понимает историю, сам вместе со всеми своими теоретическими построениями вовлечен в ее поток, и потому его понимание оказывается исторически относительным и ограниченным. Историческое понимание развивается вместе с развитием реальной истории и составляет ее необходимый идеологический момент, воздействующий на ход исторических событий. По мере расширения диапазона исторического действия углубляется и понимание закономерности исторического процесса. И если теперь нам ясна ограниченность взглядов Вико, то в этом заслуга нашей эпохи и в какой-то мере его самого, потому что он поднял социальное знание на тот уровень, который был возможен в его время.

них мы старались упоминать где только было можно по ходу изложения. Теперь попробуем собрать все вместе и в самой общей форме, почти не пользуясь иллюстрациями. Итак, что же такое эта «Новая наука»? Это философская антропология, философия истории, социология, наконец, конкретная история, вместе взятые. Нерасчлененное единство гуманитарного знания с учением о человеке в качестве ядра. В этом живом организме нет обособленных частей, и каждый, отдельный аспект приобретает полное свое значение лишь в связи с остальными. Так, философская антропология есть «историческая метафизика рода человеческого», история социологична, а социология исторична. Все элементы взаимосвязаны. Это мышление «поверх барьеров», мышление, устраняющее перегородки внутри универсума гуманитарных наук. Вико — поборник целостности гуманитарного знания. Этому он учил своих студентов как профессор риторики: «Красноречие должно было воспитывать целостное знание, благодаря которому части становятся понятными в целом» (3, 502). Этому он учит и нас, напоминая об условности сложившегося в науках разделения труда, зачастую гораздо более удобного для защиты диссертаций, нежели для изучения предмета. Гуманитариям, по-видимому, нужно чаще ходить в гости друг к другу, знать, что делается у соседей, и, возделывая свой сад, как советовал еще Вольтер, пользоваться опытом работы на других участках, расположенных поблизости.

Стремление к целостности — источник как силы, так и слабости Вико. Он слишком доверяет интуиции, небрежен в эмпирическом обосновании своих прозрений, часто тороплив и неряшлив в логической разработке своих гипотез. Порой на одной-двух метафорах он строит концепцию, не утруждая себя тщательным подбором фактов. Специалисты — историки, лингвисты, социологи, психологи безжалостно отмечают допущенные им неточности, ошибки, концептуальные неясности и сдвиги в значениях понятий. Зато Вико примером своего мышления подтверждает ту истину, что сила творческой фантазии нужна любому специалисту, ибо только эта сила позволяет ученому почувствовать «ветер с неведомого континента», как любил говорить Фрэнсис Бэкон, его любимый учитель. Вико учит принимать всерьез миф, сказку, поэзию, и не только как средства «культурного отдыха», но и с профессиональной точки зрения ученого-гуманитария — как источник сведений о канувших в Лету временах.

Его книга навевает множество разных мыслей. В ней есть, например, призыв к историку быть мыслящим, а к философу — с высот своих абстракций нисходить на почву реальной истории. Для историка быть мыслящим — значит понимать природу своей собственной исследовательской деятельности, быть самокритичным, и не только в морально-психологическом (это относится к любому достойному человеку), но и в профессионально-теоретическом плане, т. е. историк должен ясно сознавать природу и границы абстракций, которыми пользуется, степень достоверности получаемых выводов, целесообразность применяемой схемы объяснения. Это значит также, что он должен понимать необходимость использования философско-социологических понятий и характеристик, пользуясь ими не бездумно, не догматически, а со знанием дела. Философ же не должен забывать, что его категории — предельно общие понятия теоретического мышления — не мысли бога, а продукт человеческого ума, т. е. они имеют социально-историческое измерение, и потому их ни в коем случае нельзя абсолютизировать, как постоянно подчеркивал В. И. Ленин. Это означает, что вне-историческая философская антропология, процветающая сейчас на Западе и опирающаяся на понятие неизменной человеческой природы, несостоятельна в своих глубинных предпосылках, ибо не учитывает, что история в такой же степени продукт человека, как и человек — продукт истории. История есть самостановление человека. Единая и равная себе человеческая природа — это по сути дела абстракция юридического мышления в определенную историческую эпоху, о чем напоминает нам и Вико.

Естественно, автор «Новой науки» дорог нам прежде всего элементами диалектического историзма его учения и проблесками материалистического понимания истории, в частности, как справедливо отмечает М. А. Лифшиц, предвосхищением «исторической теории познания, созданной Марксом и Лениным» (там же, V). Но разумеется, ни одно из положений «Новой науки», взятое в своем конкретно-историческом значении, в контексте всего учения Вико, не может быть буквально заимствовано нами. Чтобы с пользой для дела читать классиков философской мысли, нужно вдумчиво относиться к предмету, а не просто делить содержание прочитанного на две взаимоисключающие рубрики: «пригодное» и «устаревшее». К несчастью для любителей быстрого чтения, первое по большей части переплетено со вторым, верное с неверным, материалистические моменты с идеалистическими, прогрессивные с реакционными. Поэтому читать книги нужно диалектически. Это особенно относится к «Новой науке», которую так высоко ценил Маркс.

ико открывает эту Новую Науку посредством нового Критического искусства — находить истину об основателях наций в глубине народных преданий, сохранившихся у основанных ими наций, так как лишь через тысячи лет после них появились писатели, единственный до сих пор, как оказывается, предмет этой критики. И при помощи факела этого нового критического искусства Вико вскрывает совершенно отличное от представлявшегося до сих пор происхождение почти всех тех наук и искусств, которые нужны, чтобы рассуждать при помощи ясных идей и характерных выражений о Естественном Праве Наций. Поэтому Вико делит основания на две части: во-первых, основания Идей, во-вторых, основания Языков. Посредством основания идей он открывает новые исторические основания Астрономии и Хронологии, двух глаз Истории, а тем самым и основания Всеобщей Истории, до сих пор не существовавшие. Он открывает новые Исторические Основания Философии, и прежде всего Метафизику Рода Человеческого, т. е. Естественную Теологию всех Наций, посредством которой каждый народ естественно воображает себе своих собственных Богов в силу некоторого естественного инстинкта, существовавшего у человека по отношению к Божеству: из страха перед ним первые основатели наций начинали соединяться с определенными женщинами в пожизненное содружество, и таким образом первое человеческое общество заключалось в браках. И оказывается, что этот инстинкт был великим основанием Теологии Язычников, великим основанием Поэзии Поэтов-Теологов (первых в мире поэтов), а также и всей языческой культуры. В результате такой Метафизики вскрывается Мораль, а за нею и Политика, общая для наций; на них строится Юриспруденция рода человеческого, изменяющаяся в разные эпохи, так как нации непрерывно развивают заложенные в их природе идеи и в соответствии с ними наиболее развитые нации меняют образы правления; последнею формою правления оказываются Монархии, при которых в конце концов нации находят отдохновение. Так восполняется огромный пробел в оставшихся нам началах Всеобщей Истории, которая начинается только с Нина, основателя монархии Ассирийцев. Посредством оснований Языков Вико открывает новые основания Поэзии, Песни, Стиха и показывает, что и первые и вторые необходимо возникали из природы, единообразной у всех первых наций. В виде следствия из таких оснований Вико открывает новое происхождение Героических Гербов: то была у всех первых наций немая речь в стихах, деформированная артикулированной речью. Здесь же вскрываются новые основания Геральдики, которые оказываются в то же время и основаниями науки о Медалях (здесь Вико отмечает в продолжавшейся непрерывно четыре тысячи лет суверенности героическое происхождение королевских домов Австрии и Франции). В результате открытия происхождения Языков Вико находит достоверные основания, общие всем Языкам; в особом очерке он открывает истинное происхождение латинского языка и по примеру его предоставляет ученым сделать то же самое с другими языками. Вико дает идею Этимологического Словаря, общего для всех туземных языков, и также идею другого Этимологического Словаря для слов иностранного происхождения, чтобы растолковать, в конце концов, идею всеобщего Этимологического Словаря, необходимого как для науки о языке, так и для соответствующего рассмотрения Естественного Права Народов. Такими основаниями как идей, так и языков, иными словами, такой Философией и Филологией рода человеческого Вико разъясняет Вечную Идеальную Историю, протекающую соответственно Идее Провидения; и во всем Произведении доказывается, что этим Провидением было установлено Естественное Право Народов; соответственно такой Вечной Истории протекают во времени все отдельные Истории Наций в их возникновении, движении вперед, состоянии, упадке и конце.