– Нашел водителя?
– А он не уезжал. Предприниматель из Волоколамска. Привезли меня и его в ГАИ, а некто Эмгрунд говорит, показывая на меня: проверьте, он пьяный. Медсестра хотела сунуть мне в рот какую то трубку, но не решилась. А я говорю водителю: «Вы ошибаетесь. Писатели с утра не пьют, а сейчас еще нет одиннадцати». В больнице сделали мне операцию. Перевязали голову бинтом. Хотел я с водителем судиться. Собрал показания свидетелей. Дважды мне назначал встречу следователь из милиции г. Видное, капитан Бушуев… Под Москвой, черт знает где, но ни разу не явился. И судья мне возвращает иски. То одно не так написал, то другое. Не хотят со мною заниматься.
– А может, предприниматель нашел с ними общий язык или им не велели. У тебя, сколько знаю, было полно врагов. Ведь ты всегда правду писал. Но больше тебя не тронут. У них между собою такое правило есть – если в первый раз случилась неудача, то во второй раз не затевают. А я попала в автокатастрофу. Три спинных позвонка выбила. Но вставили их. Обошлось. Плаваю нормально. Повезло нам с тобою маленько!
– Пока живем! – улыбаюсь я.
– Пока, – вздыхает Люба. – Мне с мужем повезло. Заботливый. Любит заниматься грядками, выращивать цветы. У меня нет на это времени. А природу я очень люблю. Причем особенно природу средней полосы: равнину, лес, тихую воду озера. Предпочитаю немноголюдное Подмосковье. Иногда с Сережей ездим на водохранилище, на Истру. А чаще в Коктебель. Здесь мой дом, моя семья. Но, видимо, я человек несложный, очень яркие пейзажи, горы, даже шум волн меня иногда раздражают. За год настолько изнервничалась, что месяца не хватает, чтобы привести нервы в порядок. Набираю с собою книг: Достоевского, Гоголя, Чехова… Кое-что прочитываю. Хочу детально разобраться в жизни Волошина. Что был за поэт, за человек?
– Разберемся, – обещаю я. – Заходи в понедельник вечером в кафе «Бубны». Спроси Бориса Яремко. Он хозяин кафе и фанатичный поклонник Коктебеля… По всей стране собирает его старинные фотографии.
– Приду, – обещает Люба, но не появляется. Мы с Борей ждали ее до позднего вечера. А она была человеком слова. Что-то случилось и такое, что она не могла добраться до центра набережной и даже нормально разговаривать. Позднее ее сын Алеша рассказывал: «Приступы спинной боли бывали у мамы и прежде, и еще несколько лет назад, когда я снимался в телевизионной игре первого канала «Большие гонки», мне позвонил из Франции Сережа и сказал, что, поднимаясь по трапу самолета, мама согнулась и не могла идти дальше.
Сначала вся семья отнеслась к этому более менее спокойно, типа «вылечим». Знали, что у Любы наблюдались проблемы со спиной – периодически болело то там, то сям, но о раковой опухоли узнали не сразу. Думали, что это следы автокатастрофы».
Первым узнал о постигшей Любу беде Леонид Николаевич Петров. У него отдыхал врач из ленинградской военно-медицинской академии Иван Цыба. Врачу рассказали о жалобах Любы, он внимательно осмотрел ее и отозвал Леонида Николаевича в сторону:
– Дело серьезное. У нее онкология. Пусть немедленно летит в Питер и ложится в мое отделение.
Леонид Николаевич задумался, не зная, как подойти с этим вопросом к Сереже, как, узнав о страшной беде, поведут себя родные Любы, сама Люба.
Срочный отъезд Полищуков из Коктебеля в Москву мог испугать больную, вызвать у нее нервный срыв, усугубить болезнь. Жена Петрова Ирина Викторовна была ближайшей подругой Любы, но сказать ей о беде не решалась. Тогда сам врач вызвал больную на собеседование.
– У вас болит спина. Это нехорошо. Но сказать вам, как далеко зашла болезнь, на какой находится стадии – не могу. Для этого надо провести анализы. В местных условиях это невозможно. Поэтому не спеша, спокойно перебирайтесь в Москву. У меня есть знакомый врач на Каширке. Отличный диагност. Он вам расскажет все, как есть, что нужно делать.
– Я буду делать анализы, – решительно вымолвила Люба, догадываясь, о какой болезни говорит врач. Он удивился ее хладнокровию. Хотя слово «рак» не было произнесено, но оно угрожающе витало в комнате. Люба побледнела, но ни на секунду не потеряла самообладание.
– Когда нужно ехать? Завтра?! – вспыхнула сигаретой Люба.
Врач хотел сказать «да», но, столкнувшись с ее твердым взглядом, смягчился:
– День-два – ничего не решают, а там год-два, сколько Бог отпустит. Сделайте свои неотложные дела и поезжайте.
(Бог «отпустил» полтора года.)
Неприятные опасения, мучившие Любу, прекратились, и наступило неожиданное спокойствие, не полное и беззаботное, а тревожное, но обоснованное. Ходили слухи об исцелениях, и не где-то там, а в определенных местах, с реальными людьми. Людмила Васильевна Малькова, сделавшая операцию злокачественной опухоли на желудке после этого живет двадцать с лишним лет и долго работала. Люба наметила встречу с ее дочерью, продежурившей у кровати матери свыше трех мучительных и тревожных месяцев, и с помощью врачей вытащившая маму из, казалось, безнадежного состояния. Были известны и другие счастливые случаи. У Любы в Коктебеле была закадычная подруга Ирина Викторовна, жена Леонида Николаевича Петрова. Он рассказывал мне, что последнее время они постоянно секретничают. Ирина Викторовна не скрывала этого, но о сути своих разговоров с Любой рассказывать наотрез отказалась. И потом я догадался – почему. Они советовались, как лучше сохранить физическую форму Любы, которой, даже будучи здоровой, она придавала большое значение, и говорила о себе: «Мне не нравится Люба Полищук как актриса кино. Мне вообще не повезло с кино. Там у меня почти не было серьезных предложений. То же с телевидением, на которое меня не пускали 12 лет». (Кстати, ее партнера по танцу в «12 Стульях» Андрея Миронова тоже отлучали от телевидения лет пять и не утвердили ведущим передачи «Вокруг смеха», так как грозный начальник телевидения Лапин узрел в его облике семитские черты. – В. С.). Вот что пишет о Лапине Люба Полищук: «Был там один товарищ, который говорил: «Даже кинопробу мне не показывайте – у этой артистки не советское лицо». А когда лицо стало нормальное, советское, то бишь российское, для кино я как бы уже постарела. И то, что могла сыграть на киноэкране, прекрасно делают молоденькие девчонки. Может быть, с чуть меньшим темпераментом. В кино возраст заметен сильнее, чем на театральной сцене или даже в жизни. Когда я еду на машине – а я просто обожаю водить, – многие в соседних машинах меня узнают, опускают окна и говорят всякие комплименты. А некоторые даже кричат: «Любаня! Я вас так люблю! Умоляю – поехали пить шампанское!» Наверное, думают, что я очень молоденькая».
Для любой женщины даже намек на постарение является сердечной травмой, и она сначала интуитивно, а потом умышленно старается избежать его. Казалось, что Любовь Полищук излучает энергию и жизнелюбие. Хотя много сил отнимали съемки, спектакли и репетиции. Но какой бы усталой и вымотанной ни приходила она домой, там ее ждали внимание и понимание. В этой дружной семье больше всего любили и ценили хорошие анекдоты, байки и удачные розыгрыши.
