- Это же фабричная упаковка, - пояснил я. Мне так не хотелось разрезать бечевку, отрывать клейкую ленту. Но я тогда еще не знал, как опасно перечить таможенному чиновнику. Тот уже резко, с раздражением, произнес:
- Вам сказано открыть коробку, что там у вас такое? Почему уклоняетесь?
Хотелось напомнить ему о пользе взаимной вежливости, но решил, что лучше не связываться, и стал развязывать коробку. Он посмотрел на полированную верхнюю крышку приемника.
- Вынимайте!
Тут я понял свою ошибку. Теперь он меня помучает. Надо было проявить выдержку. Он приказал снять заднюю крышку радиолы, долго копался пальцами между катушками, лампами, конденсаторами, время от времени поглядывая на меня, словно играл в детскую игру: холодно, теплее, горячо... Вдруг увидит в моих глазах "жарко", нащупав тайник с крамолой. Но ничего не нашел. Выпрямился, выражая на лице брезгливость.
- Сколько везете часов? - вдруг спросил, прищурившись.
- Вот! - я потянул повыше рукав пиджака, показывая часы.
- А сколько в карманах?
Откуда он узнал - ясновидец, что ли? Или кто-то в Берлине все-таки настучал? Но мне ведь нечего опасаться. Двое женских часиков - такая безделка!
- Купил небольшие часики матери...
- А еще?
- Еще есть для приятельницы...
- Покажите!
Я положил на стол две небольшие коробочки.
Таможенник открыл одну, затем вторую.
- Нехорошо... Вы что же, пытались тайком провезти эту контрабанду? растягивая слова, произнес мой мучитель со злорадной улыбкой.
- При чем тут контрабанда, ведь я вам предъявил...
- Но только по моему требованию. И вообще больше одних часов ввозить в страну не разрешается. Придется составить акт.
Теперь я понимал, что спорить бессмысленно. Снял с руки свои часы и положил их на стол рядом с одной из коробочек. Вторую прикрыл крышкой и отодвинул в сторону - привезу матери.
- Надо было бы сообщить по месту вашей работы. Ну, ладно. Просто выпишу квитанцию о конфискации...
И на том спасибо, мысленно чертыхнулся я и принялся упаковывать приемник. От приподнятого настроения не осталось и следа.
В Москве на Белорусском вокзале была обычная толчея, безнадежно длиннющая очередь петляла у стоянки такси. Мне удалось уговорить водителя черного "ЗИСа" - официального лимузина, вроде, нынешней "Чайки". Их изготовлял московский завод имени Сталина - отсюда "ЗИС". Ехать было недалеко - всего до Смоленской площади. Не имея другого выбора, я решил на свой страх и риск остановиться в знакомом мне офицерском общежитии на углу Арбата.
Тетя Нюся встретила меня приветливо. В комнате, где я раньше жил, оказалась свободная койка. Ее я и занял, пообещав позднее оформить это проживание в Главном морском штабе. Обтерся холодной водой, взял из чемодана свежую рубашку и пакетик с чулками. Забежал с ними к тете Нюсе - она их приняла с ахами и охами, и отправился в наркомат - доложить о прибытии.
Встреча с Микояном
Народный комиссариат внешней торговли СССР находился тогда на углу улицы Куйбышева, напротив Политехнического музея. Позвонил из бюро пропусков в секретариат. Мне ответили, что через несколько минут спустится сотрудник и проводит меня. Значит, действительно вызов наркома. Но откуда мог узнать обо мне Анастас Иванович Микоян, человек, входящий в самую верхушку советского руководства, соратник самого Сталина, член всесильного политбюро? Не иначе как Тевосян благоприятно отозвался о моих переводческих способностях. Какой же теперь будет поворот судьбы?
- Валентин Михайлович? - прервал мои размышления хрипловатый голос. Передо мной стоял среднего роста человек в безукоризненной серой в полоску тройке, светло-голубой рубашке и бабочке вместо галстука. Чувствовалось, поездил по белу свету. - Пойдемте, нарком вас ждет...
Мы поднялись лифтом на четвертый этаж, прошли в секретариат, где меня представили пожилой, но очень элегантно одетой даме - личной секретарше наркома.
- Присядьте, Анастас Иванович скоро освободится, - сказала она, сделав жест в сторону кресла у окна.
Уже стемнело, площадь освещали яркие фонари, горела пестрая реклама на крыше Политехнического музея: "Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы", "А я ем повидло и джем", "Нужен вам гостинец в дом? Покупай донской залом". Это все идея Микояна, курировавшего также и внутреннюю торговлю. Он приглашал знаменитых поэтов придумывать броскую рекламу, наподобие Маяковского: "Нигде кроме, как в Моссельпроме". Не подумайте, что то была показуха. Не только в Москве, но и в других крупных городах в витринах высились пирамиды крабных консервов, за прилавками стояли деревянные бочки с черной и красной икрой, на толстых деревянных досках - целые рыбины залома, лососины, семги. Разнообразные сыры, окорока, колбасы. Богатейшие винные отделы. Помимо обычных наборов - новинки: джин с улыбающимся голландским моряком на этикетке и советское виски. И никаких очередей! После некоторого ухудшения в месяцы войны с Финляндией снабжение в стране заметно улучшилось.
Из кабинета вышли трое, и сразу же за спиной секретарши раздался короткий звонок. Она исчезла за дверью и, вернувшись с кожаной папкой в руках, обратилась ко мне:
- Можете войти.
За первой дверью оказалась вторая. Открыв ее, я вошел в сравнительно небольшую комнату с темно-коричневыми деревянными панелями. Меня поразили скромные размеры кабинета. Только потом я узнал, что заседания коллегии наркомата и многолюдные совещания проводятся на пятом этаже в большом круглом зале.
Микоян сидел за столом у высокого окна. Бронзовый письменный прибор с распростертым орлом, лампа под зеленым абажуром и стопки бумаг почти полностью загораживали его миниатюрную фигуру. Он пристально смотрел на меня, суровый, даже, казалось, недоброжелательный. Мне подумалось, что он чем-то недоволен. Не начнет ли меня распекать?
- Явился по вашему приказанию, товарищ народный комиссар, - поспешил я отрапортовать.
Микоян улыбнулся, показывая под ухоженными усиками неровный ряд желтоватых от многолетнего курения зубов. И сразу суровость исчезла. Эта обворожительная улыбка нередко служила ему своеобразным убежищем при сложных переговорах с иностранцами. А сердитое выражение лицу придавали искривленный нос и глубокие морщины вокруг рта.
- Садитесь, - послышался глуховатый голос.
Я опустился в одно из кожаных кресел у стола.
- Когда вернулись из Германии? У вас есть где остановиться?
Я пояснил, что обосновался в общежитии, в котором жил до командировки в Германию. Микоян нажал кнопку звонка. Вошла секретарша.
- Скажите Федору, чтобы приготовил жилье товарищу Бережкову. - И добавил, обращаясь ко мне: - Мой помощник по хозяйственной части вас сегодня же устроит.
