германское командование сообщило Финляндскому бюро в Берлине, что помощь им будет оказана в борьбе с красными, причем базой избирался Оланд.
Одновременно явилась помощь из Швеции в лице бригады добровольцев Гамильтона, в рядах которой состоял бывший начальник персидской жандармерии полковник Яльмарсон. Однако ранее 1 апреля германцы не смогли направить свои войска в Финляндию.
Белые финские войска изнывали в непосильной борьбе с красными финнами, обильно снабженными русскими большевиками оружием, снаряжением и пр.
В некоторых пунктах края оставались еще русские войсковые штабы, и в их числе штаб 106-й пехотной дивизии. Из желавших остаться нижних чинов и офицеров был сформирован «Штаб русских добровольческих формирований», во главе которого встал генерального штаба полковник Свешников (бывший начальник штаба 106-й пехотной дивизии), назначенный большевиками командующим русскими добровольческими отрядами в Финляндии.
Войска корпуса начали выводить для демобилизации на Урал (в Екатеринбурге).
Офицерский состав остался из числа латышей и эстонцев, которым некуда было идти, так как их земля была занята немцами, и пришлось идти на службу поневоле.
Вскоре полковник Свешников уклонился от обязанностей командовать большевицкими отрядами и уехал на юг Финляндии (в Рихимяки), оставив за себя полковника Булацеля (офицер 9-го Финляндского стрелкового полка), соблазнившегося возможностью покомандовать дивизией. Когда белые взяли Таммерфорс, то Булацель был расстрелян по приговору полевого суда.
1 апреля из Данцига выступил корпус генерала фон дер Гольца, который через два дня беспрепятственно высадился не на Оланде, а в Ганге, начав оттуда наступление по двум направлениям: на Гельсингфорс и на Тавасттус, чтобы перерезать путь отступления от Таммерфорса финским красным. Финские егеря прибыли в край еще 25 февраля и были высажены в Николайстаде на берег. Большинство их вошло в отряд полковника генерального штаба Вилькмана (лейб-гвардии Драгунского полка), получившего задачу наступать с северо-запада на Выборг.
Главные силы генерала Маннергейма двигались на Таммерфорс.
Немцы явились в решительную минуту и сильно помогли, заставив красных, дравшихся с невероятным остервенением, отступить к русской границе, где они попали в мешок и были истреблены. Немногие сдались в плен. Таким образом, четырехлетняя упорная работа активистов добиться немецкой помощи вылилась в реальные формы: немцы освободили край от ими же самими насаженного в России большевизма, а вместе с этим финляндцы освободились и от всякой зависимости от России, так как ни русских войск, ни военных учреждений ко времени прихода немцев в крае уже не оставалось. Ушел из Гельсингфорса и весь флот, за исключением старых миноносцев 10-го дивизиона, переименованных в тральщики и уступленных в аренду капитану 2-го ранга Четверухину, поднявшему на них коммерческий флаг. Этот штаб-офицер предполагал использовать их для траления мин на артельных началах у побережья Финляндии, но расчеты его не оправдались.
В крае остались лишь одни ликвидационные учреждения, которые тоже в конце мая оставили край. Следует признать, что активисты действовали после большевицкого переворота чрезвычайно единодушно, энергично и не жалели ни сил, ни времени для достижения той цели, которой добивались.
Финляндия стала самостоятельной.
Наши отношения со Швецией и Оландский вопрос
Еще задолго до войны в Швеции стали раздаваться голоса, что Россия не оставила своего намерения завладеть Швецией и Норвегией, дабы иметь беспрепятственный доступ к открытому океану. Эти голоса усилились, когда был построен железнодорожный мост через Неву, а Финляндия была перерезана тремя вновь сооруженными железнодорожными линиями от Белоострова к Ботническому заливу. В Швеции стали кричать: «Это делается неспроста! Россия надвигается на Скандинавию».
Во всяком случае никакой опасности Швеции не угрожало, и крики о ней были созданы искусственно. Давно было замечено, что дух германизма – вообще желанный гость на Скандинавском полуострове, и многие шведы жаждали его в надежде, что объединенные германцы смели бы продиктовать мир всему свету. Еще после Франко-прусской войны 1870–1871 годов Германия поставила себе целью во что бы то ни стало ввести Швецию в русло своей интриги, завоевать ее симпатии и усилить до вражды старое чувство недоверия к России. В числе прочего она зародила там активизм, существовавший при денежной субсидии немцев. Для пропаганды были приглашены такие лица, которых никоим образом нельзя было бы заподозрить в том, что они состоят на германской службе, однако их деятельность и приемы были ярко отмечены традициями германской пропаганды за границей. Глубочайшее презрение к истине в агитации посредством печати было доведено до крайних пределов. Было выпущено много разнообразных брошюр, например «Русское вторжение в Восточную Пруссию», «Занятие Галиции», «Финляндский вопрос», но все они были полны искажения истины и дышали необычайной ненавистью к русским. Брошюра о Финляндии была издана в количестве 50 тысяч экземпляров и возбудила большой шум. Ее продавали в мясных и овощных лавочках, то есть в наиболее доступных для населения местах, буквально за гроши. Россия изображалась поверженной в прах.
В наши руки попал план германской пропаганды в Швеции. Он разделялся на девять отделов с общим ассигнованием по всем отделам свыше полутора миллионов марок. Позже размер был увеличен. Третий отдел содержал ежегодное ассигнование 40 тысяч марок на распространение в Швеции так называемых русских известий и на издание брошюр. По четвертому отделу было ассигнование 12 тысяч марок на издание враждебной России брошюры «Внешняя политика Швеции» и на пособие девяти газетам Стокгольма и Гетеборга, принадлежавшим активистам.
Остальные отделы относились к организации шпионажа против России.
Еще задолго до войны сами немцы пером крупного военного авторитета генерала фон Бернгарда обратили наше внимание на север России, на необходимость иметь связь по линии Питтерхэд-Экерзунд. Начавшаяся война только подтвердила сказанное с первых же дней. Нам оказался нужен не только наш север, но и север Норвегии, который когда-то принадлежал России, но с 1826 года вследствие продажности подполковника Валериана Галанина, размежевывавшего границу, Норвегия получила более чем 400-километровую полосу незамерзающего, искони принадлежавшего России (к западу от Печенеги) берега.
И Швеция, и Норвегия отлично знали, что Екатерининская гавань на Мурмане нас не может удовлетворить. Пока спешно строили Мурманскую железную дорогу, мы должны были организовать гужевую перевозку военных грузов от Норвежского порта Нарвик до государственной границы, а оттуда до ближайшей станции Финляндских железных дорог в Рованиеми. Это не могло нравиться Германии, сделавшей даже попытки помешать нам посылкой своих агентов на промежуточную базу у озера Килпис-ярви, где летом 1916 года германский агент взорвал склад взрывчатых веществ в 61 тонну. Произошло это потому, что склад охранялся не военной стражей, а сторожами с дубинами в руках. Когда еще осенью 1914 года морское ведомство приступило к укреплению ближайших к городу Або островов Оландского архипелага, то немцы
