Есть одно замечательное высказывание Петра, касающееся этого вопроса. Прусский король интересовался, как думает поступить Петр в случае, если шведы уйдут "в свои земли" и "покинут" Польшу и Станислава. Петр решает вопрос так: он намерен будет признать польским королем того, кто может продержаться без помощи иностранцев. "А о признании такое средство положить: которой без помощи протчих останется собственною своею силою, того и признать"{133}.
Это было по существу наиболее рациональное решение, но несчастье Речи Посполитой было в том, что уже прошли времена, когда она могла распоряжаться своим престолом по собственной воле, не считаясь с другими державами. Пришлось и Августом не брезгать, хотя он и изменяет и, даже изменяя, все-таки попрошайничает: "зело скучает о деньгах". Хуже всего было, что король Август, он же курфюрст Саксонский, отдал без боя свое богатое курфюршество шведам, и Петр видел, как разгорается пожар, и понимал, что "лучше сей огонь скорей угасить, пока швед не подопрется саксонскими деньгами". Но никто не мог тогда угасить "сей огонь". Он погас не в 1706 г., а только в 1709 г. на полтавском поле. А подкрепиться ("подпереться") саксонским золотом Карлу удалось так обильно, что когда петровские кавалеристы ворвались 27 июня 1709 г. в шведский ретраншемент у полтавского вала, то в личном помещении бежавшего с поля битвы Карла они еще нашли два миллиона саксонских золотых ефимков.
Но до этой развязки еще много должно было утечь и русской и шведской крови. Пока материальная возможность вести очень долгую войну у Карла XII была.
29
С 28 декабря 1706 г. до 30 апреля 1707 г. Петр провел в Жолкиеве. Конница (драгунские полки) находилась при царе,. в Жолкиеве и Яворове, а пехота стояла в Дубно и окрестных местах.
В Жолкиеве Петр созвал свой главный генералитет во главе с Меншиковым и графом Шереметевым. Время было неспокойное.
Дипломатическая изоляция России с каждым месяцем становилась все явственнее. Оскорбительные выходки и прямые-провокации со стороны шведского короля следовали одна за другой. Варварская расправа с Паткулем произвела тогда в политических кругах Европы особенно сильное впечатление.
Паткуль, сидевший с конца 1705 г. в заключении в саксонской цитадели в Зонненшейне, был по специальному о нем условию, внесенному, согласно желанию Карла XII, в Альтранштадтский договор, выдан шведам, перевезен в г. Казимир в Польше и здесь предан в октябре 1707 г. мучительнейшей казни. Сам Карл лично дал очень подробную инструкцию: Паткуля сначала колесовали, причем ему было дано с долгими промежутками шестнадцать ударов кованной железом дубиной, переломавшей ему последовательно все кости рук, ног, позвоночника, затем, когда он подполз к эшафоту и умолял поскорее отрубить ему голову, то палач лишь на четвертом ударе топора покончил с ним. Труп затем был четвертован. И Карл XII был еще в большом гневе на офицера, командовавшего при выполнении казни, за то, что Паткуль не получил еще нескольких ударов, и офицер был за излишнее милосердие разжалован{134}. Все это со стороны Карла XII, знавшего, сколько раз царь хлопотал перед Августом о присылке арестованного Паткуля в Россию, проделывалось с целью как можно больнее уязвить и оскорбить царя в лице его полномочного посла, каковым числился Паткуль перед своим арестом.
Русские дипломаты именно так и поняли варварскую расправу с Паткулем как оскорбление, прямо направленное против царя, именно в виде ответа на протесты Петра перед Европой по поводу ареста его посла. Головкин и Шафиров, узнав о казни, разослали по иностранным дворам новый резкий протест и грозили репрессалиями, о чем сообщали Петру: "Да писали ж мы ко всем своим министрам, дабы, будучи при дворах, объявили, протестуя о жестокосердии короля швецкого" показанном в ругательной казни министра вашего Паткуля, несмотря на протестации ваши, и что тем он подает вашему величеству довольные причины ко взаимному отмщению"{135}.
Приходилось привыкать все больше и больше к мысли, что вторжение Карла в пределы России совершенно неизбежно.
У русского командования уже был в основных чертах выработан знаменитый в военной истории России "жолкиевский план", приведший русскую армию и русский народ после долгих и тяжких испытаний к сокрушительной победе над высокомерным и жестоким врагом.
После Альтранштадтского мира Польша или часть (и самая значительная часть) ее перешла в шведский стан, и лишь местами, например в Литве, можно было рассчитывать при случае на благоприятное к русским отношение. С другой стороны, как мало ни полагался Карл XII на своих новоявленных польских союзников и их боеспособность и верность шведскому знамени, царь имел все основания опасаться, что отныне при энергии, предприимчивости, неукротимой отваге шведского короля грозный шведский враг воспользуется полным подчинением Польши его воле и двинется из Саксонии прямо на Украину, в Киев. Петр не думал, что это будет очень скоро. Мало того: в начале января 1707 г., т. е. в первые дни пребывания в Жолкиеве, он полагал, что Август II, оставшийся курфюрстом саксонским, вступит в союз со своим суровым победителем Карлом и шведы с саксонцами вторгнутся во владения австрийского императора, и, значит, подтверждаются слухи, что "швед софсем (sic. - Е. Т.) не мыслит выходить из Саксонии в Полшу"{136}.
Извещая о том же Апраксина, Петр не скрывает своего удовольствия: "Писма приходят, что швед конечно намерен против империум (Австрии. - Е. Т.); дай боже, чтоб правда то было"{137}.
Эти слухи явно очень сильно занимали царя. Во-первых, Россия в случае похода Карла XII из Саксонии в Австрию получала немалую передышку в тяжкой войне. Во-вторых, являлась возможность привлечь к тесному союзу не только Австрию (что уж само собой сделается, конечно), но и Англию. Петр рассуждает совершенно логично. В случае вторжения победоносного шведского короля во владения австрийского "цесаря" Австрия фактически выходит из войны за испанское наследство и Англия остается почти в одиночестве лицом к лицу с Людовиком XIV. И тогда Карл может заставить Англию пойти на все уступки и заключить невыгодный мир с французами. Петр приказывает Шафирову узнать: что же англичане предпочтут. - вступить в союз с Россией или покориться угрозам Карла? "Того для... с Аглинским (послом. - Е. Т.) и протчими поговори и уведай как возможно, ежели с устращиваньем принуждать их станет швед (что уж и починаетца) к миру с Францией, тогда будут ли они нас желать в союз или по воле ево зделают (sic. - Е. Т.)"{138}.
К слову заметим, что англичане в это самое время, весной и летом 1707 г., вели большие торговые операции в Архангельске.
Торговля с англичанами и голландцами ширилась, и никакие превратности и русские неудачи в затянувшейся борьбе не уменьшали торгового обмена. Как самое обыденное явление Витворт сообщает, например, своему правительству 30 июля 1707 г., что в Архангельск благополучно прибыли шестьдесят четыре английских купеческих корабля под специальной охраной трех английских военных судов. И должны были прибыть. туда еще тринадцать или четырнадцать, но есть опасение, что они попали в руки французов. И еще ждут тринадцать судов из Гамбурга и несколько судов из Голландии и еще из Англии{139}.
