Ознакомительная версия.
Партия образца хрущевского периода вряд ли рискнула бы предложить опыт ИФЛИ в ситуации художественной экспансии Запада, культивируемой ЦРУ.
Шла борьба художественных течений и школ. ЦРУ искусно «зажимало» творческие возможности господствующего в СССР метода социалистического реализма, но при этом манило силой нарождающегося абстрактного экспрессионизма, мобилизовав для этого «своих» художников. Это популярно объяснил Д. Джеймсон.
Что могла противопоставить этому партия, жестко контролирующая культуру в СССР? Только еще более усиленный контроль за творчеством художников. И это вместо того, чтобы консолидировать усилия всех субъектов культуры для художественного прорыва на фронте сопротивления «культурологическим» операциям ЦРУ.
Эффективность советской идеологической «машины» в немалой степени зависела от того, насколько синхронно взаимодействовали партийно-просвещенческая и художественная пропаганда. Когда партийная пропаганда все более догматически трактовала проблемы действительности, она «замораживала» и художественную культуру; тогда вперед шли многочисленные «серые» творения. Бывали, конечно, случаи, когда художник силой своего таланта «опережал» установки пропаганды. Но такие случаи были редки.
Усилиями КГБ сломать эту «машину» в тех условиях было невозможно. Да и как сломать, если партия боялась художников, видела в них злых оппонентов, а не союзников. Поэтому и сопротивленческий художественный прорыв был невозможен. Об истоках этой невозможности Бобков говорит так:
«В декабре 1993 – январе 1994 года в выставочном зале московских художников состоялась посмертная выставка художника Юрия Васильева. При жизни он не удостоился ни одной персональной экспозиции в нашей стране. Среди представленных картин экспонировалась картина „Дон Кихот“. На полотне изображен фрагмент ступенчатой башни без вершины и без основания. Но ее высота различима. По ступеням спускается самоуверенно сидящий на своем Росинанте Дон Кихот. Где-то в вышине над ним виден перепуганный Санчо Панса, кричащий об опасности. Очевидно – впереди бездна. Картина написана в 1955 году. Понятливые критики опознали в Дон Кихоте тогдашнего главу партии и оценили замысел автора. С тех пор картины Юрия Васильева могли видеть лишь в домашней обстановке его друзья. Талант художника открывал обществу грядущее, призывал осмыслить действительность. Необходимость осмысления, совершенствования системы осознавали и политики. Но если художник выполнил свой общественный долг подачей интеллектуального сигнала, то от политиков требовались действия, продуманные и поддерживаемые обществом. Трагедия состояла в том, что вместо обоснованного плана началась суета».
Вот эта боязнь «интеллектуального сигнала» от художников, которые стремились не столько воспевать действительность, сколько осмыслить ее посредством разных художественных форм, нервировало партию, усиливало ее репрессивный зуд.
Неспособность к воспроизводству доказательств силы социалистической идеи в новых условиях, в том числе и в художественном творчестве, обесценивала систему идеологического влияния в СССР, советскую пропаганду, а в конечном счете привела к ее краху благодаря «усилиям» партии.
Пятое управление: офицеры и джентльмены
Основатель и глава послевоенной немецкой разведслужбы Рейнхард Гелен как-то в сердцах бросил своим коллегам: «Наше дело настолько грязное, что заниматься им могут только настоящие джентльмены».
А дела Пятого управления? Как заметил Бобков, даже среди сотрудников КГБ отношение к управлению было неоднозначным. Некоторые увязывали его с «грязной работой». Тем не менее «чистая» работа все больше зависела от оперативного мастерства. То, что офицеры этой службы осваивали самые темные закоулки душ своих подопечных и при этом старались как можно меньше наследить, действительно приближало их к профессионалам джентльменского уровня.
Ветераны с радио «Свобода» однажды скажут, что профессиональные чекисты считали для себя постыдным служить в «жандармской пятерке». И брали, мол, туда более ни на что не годных. Это мнение специалистов со «свободного радио» – филиала ЦРУ. А в самом ЦРУ, в управлении тайных операций, знали, с кем имеют дело: в «пятерке» работали те, кто мог быть и политиком, и идеологом, и социологом, и специалистом «паблик рилейшнз», и оперативником в одном лице.
Конечно, своеобразная была деятельность. Если офицер Пятого управления «служил» по межнациональным отношениям, то обязан был изучать ситуацию в целой области или республике, изучать и вширь, и вглубь, изучать исторические и современные особенности, изучать и оперативным путем, и привлекая ученых. И выстраивать стратегию снятия межнациональной напряженности и националистических выступлений. Партийные комитеты могли не понимать этой стратегии, и нужно было убеждать, объясняя последствия возможных кризисных ситуаций, которые «свободное радио» из-за кордона всячески возбуждало.
А если офицер «пятерки» работал с творческой интеллигенцией, он стремился узнать ее муки и искания, повадки и стиль, настроения и национальные ориентиры. И при этом знать проблемы быта, денег и поощрений, моральных и материальных, столь чутко воспринимаемых. Он должен был уметь говорить с этими «художественными» людьми на их языке, быть понятым и не отторгнутым. И это когда те же западные центры и «свободное» радио обволакивали художников своим навязчивым вниманием и заботой об их творческом продукте.
Офицеры «пятерки» – одновременно контрразведчики и специалисты «паблик рилейшнз», причем «пиара» белого и черного. Их объединял не только КГБ, самая некоррумпированная организация в СССР, но еще теснее – корпоративная мораль Пятого управления, мораль профессионалов политической безопасности, взращенных Бобковым.
Что значил профессионализм на их языке?
Однажды молодой генерал на одном дыхании, с блеском в глазах, выдал спич:
– Профессионалы те, кто в проблеме с ходу. Знают, кого, что, где, как найти. Кто-то влетел в конфликт. С законом. Оказался в нашем поле. Смотрим базу данных, другую. Вот человек, его встречи, его круг. На пересечении информации – новые связи, новые контакты. И все как на ладони. И выход на объект со стороны новых связей. Разрабатываем старые – ищем новые. На столкновении информации, на соединении персонажей! Дело оперативной проверки, дело оперативной разработки – язык профессионала! На этом языке национализм, терроризм, антигосударственная деятельность светятся до молекулы.
Ознакомительная версия.
