Ознакомительная версия.
Клаус умер. Я думал, он к этому времени уже поправится, а он умер от той раны. Его отец вложил уведомление о смерти в свое письмо. «Клаус Мюллер, награжден „Золотой медалью чести“, а также бронзовым и серебряным крестами партии за заслуги… С восемнадцатого года своей жизни он посвятил себя фюреру и с тех пор всегда был в первых рядах борцов за лучшее будущее Германии. С первого дня этой войны, навязанной нам нашими врагами, он исполнял на ее фронтах свой долг перед фюрером в борьбе с врагами великой Германии. Увы, судьба, которая бывает столь жестокой, не позволила ему испытать радость окончательной победы…»
Сегодня вечером при встрече обер-лейтенант фон Хельбинг посмотрел на меня странным насмешливым взглядом и спросил, не случилось ли со мной чего. Я сказал, что все хорошо. Со мной в самом деле ничего такого не случилось. Он, конечно, понял, что я изрядно накачивался там каждый день. Так оно и было, спорить тут нечего. Пил себе и пил без остановки, там это в порядке вещей. Но теперь все, беру себя в кулак.
Они никогда не восстановят Ковентри. И не построят там больше ни одного самолета. Это было самое грандиозное дело, которое я когда-либо видел. Раньше мы никогда не бросали столько зажигалок, даже на Лондон. Должно быть, там и десятка домов целых не осталось. Так, наверное, выглядят города после мощного землетрясения.
Нет, со мной все нормально. Просто, когда уже возвращались, я очень сильно устал. Когда взлетали, все было хорошо, на подлете и когда был бой, я чувствовал себя даже свежее, чем обычно. Но на пути домой вдруг почувствовал, что выдохся совершенно. Временами казалось, до посадки не выдержу. Очень боялся уснуть прямо на ручке. А потом, когда зарулил наш лимузин на стоянку, усталость вдруг как рукой сняло, я даже не смог уснуть. Хессе всегда принимает снотворное. Говорит, это совершенно безвредно, предложил мне несколько штук. Но я думаю, эти таблетки не такие уж безобидные, лучше засыпать без них. К ним быстро привыкаешь, а потом не можешь без них обойтись. Я как-то слышал об этом.
Меллер говорит, что к нам едет комиссия и что всем нам опять придется проходить специальные экзамены. Сначала я подумал, что он шутит. Меллер всегда держится так, будто знает что-то такое, чего не знает никто, а потом все это оказывается полной чепухой. Но на этот раз он был прав, обер-лейтенант объявил нам, что комиссия прибудет в ближайшие дни.
Этого я понять не могу. В конце концов, мы все уже давным-давно сдали все необходимые экзамены. А за этот год показали, что знаем свое дело. Почему они вдруг решили, что у нас не все в порядке? Меллер говорит, потому, что за последнее время много наших самолетов потерпели крушение. И не во время боя, а после. Как он говорит, большинство наших самолетов разбивается на собственных аэродромах при посадке. Не знаю, может быть, он все это рассказывает мне потому, что я ему признался: в последнее время очень сильно устаю на обратном пути. Вполне возможно, он вздумал таким вот образом поиздеваться надо мной. Как бы то ни было, я заставил его дать мне слово чести держать рот на замке обо всем, что я ему про себя говорил. В конце концов, ни у кого нет никаких сомнений, что я знаю свою работу. А кроме того, у меня Железный крест. Думаю, если бы все работали так, как я, у нас бы не было этих чертовых комиссий.
Я должен написать родителям Клауса. Мы же вместе ходили в школу. Мы были лучшими друзьями, по крайней мере пока учились в школе. Очень странное чувство, когда внезапно узнаешь, что умер человек, которого так близко знал. В первый момент я даже не понял этих слов. Мне сразу стало его ужасно жаль, но смысла события я вначале почему-то не понимал. Клаус мертв. Даже сейчас я не вполне ясно себе это представляю. Мы были очень близкими друзьями. Вместо него вполне мог бы умереть я. Дурацкая мысль, но я не могу выбить ее у себя из головы. Мать, наверное, без ума от горя. Она жила только для него. Клаус значил для нее буквально все, особенно после того, как его сестра умерла от туберкулеза. Я должен написать ей письмо. Но совершенно ничего не могу придумать. Все время только про это и думаю, но не придумал ни слова.
В Ковентри нам работы больше нет. Прочитал в «Фельдцайтунг» большой репортаж о том, как на следующий день туда приехали король с Черчиллем и как они не могли передвигаться по городу, потому что там уже нет улиц, а есть только груды развалин. Им, наверное, было ужасно интересно. Жаль, что король не поранил свою дражайшую маленькую ножку о какую-нибудь стекляшку. Газета пишет, вся земля там усеяна осколками, битым камнем и стеклом. Пожарные расчищали им дорогу с помощью динамита.
Когда я в воздухе, все прекрасно, но перед самым взлетом во мне бродят очень странные ощущения. Это, конечно, не детские игрушки — оторвать от земли груженую махину. Почему-то я об этом никогда не думал. А думаю я в последнее время о самых бессмысленных вещах. Это, конечно, не страх. Я хочу сказать, что если ты предрасположен к страху, то испугаешься в тот момент, когда опасность станет реальной. Но в момент опасности у тебя попросту нет времени бояться. Все происходит слишком быстро. Голова и руки заняты только тем, чтобы протащить колымагу через заваруху до места и навести ее так, чтобы обер-лейтенант смог точно положить яйца. А потом наступает эта жуткая усталость. Иногда бывает так, что винты уже остановились, а у меня нет сил даже подняться с кресла. Тогда я играюсь с приборами, как будто хочу с чем-то там разобраться. На самом деле я дожидаюсь, когда все вылезут из машины, чтобы никто не видел, как чудовищно я устал.
Англичане придумали новую пакость. Они красят свои самолеты в такой цвет, что их почти не видно. Не видно снизу. Нам, конечно, никакого интереса любоваться ими, но мне это не нравится. Я вообще не люблю всякие новые изобретения — сразу не поймешь, что с этим делать. Становится как-то не по себе.
Наши изобретатели, конечно, тоже не дремлют. Что бы ни придумали англичане, мы тоже можем сделать хоть сейчас. Помню, столько было разговоров о нашем, как его называли, «секретном оружии». Если правда то, о чем говорят некоторые наши ребята, — Англии конец. Потому что это будет такое оружие, которому они не смогут ничего противопоставить. И тогда захват Англии станет делом нескольких недель.
Скоро должны разработать бесшумные моторы для самолетов и морских судов. Ученые из Берлина и других городов получили от Генерального штаба задание добиться бесшумной работы двигателей. С этой целью будут проведены эксперименты на побережье Северного моря и в некоторых аэропортах Польши. Задача состоит в том, чтобы движущееся судно было совершенно не слышно. То есть его можно будет услышать, но не раньше, чем оно подойдет на пятьдесят метров, а если будет хоть небольшой ветер с берега или волнение на море, то и этого шума не будет слышно. А в Польше, говорят, сейчас уже испытывают бесшумную «Штуку». Если верить рассказам, слышно ее не будет вообще.
Ознакомительная версия.