Ночевать мы остановились в крестьянской хате неподалеку от аэродрома. У печи хлопотала немолодая хозяйка.
— В моем доме стояли на постое немецкие летчики, — сказала она.
Никто не обратил внимания на ее слова. Лишь позже я спросил:
— Как же они вели себя?
— Ой, не напоминайте. Разбойничали в небе и на земле. Пьянствовали и плакали. Особенно напивались, когда узнавали, что придется лететь на Сталинград. «Мы оттуда не вернемся, — скулили. — Погибнем, как наши друзья, за великую Германию и фюрера».
— Ну и как? Возвращались?
— Откуда мне знать. Только менялись очень часто.
— Плачут… — сердито повторил Борисовец. — Отпели, видать, свое. Как же! Надеялись на легкую победу, а тут приходится ответ держать. Хочешь не хочешь — заплачешь!
Вечером хозяйка дома поставила на стол яичницу.
— Зачем вы, мамаша? — запротестовали мы, зная, как тяжело у населения с продуктами. — У нас свой летный паек.
— Ешьте, сынки, — настаивала она. — Мой-то муж погиб в бою с проклятым фашистом. Сыны где-то тоже воюют. Так я вот будто их встретила…
Утром приходим на аэродром. Самолетов стало еще больше. Рядом с нашими «яками» разместились неуклюжие «Кинг-кобры». Они, как и мы, перебазируются поближе к району предстоящих боевых действий. Сила довольно внушительная.
Навстречу мне, откуда ни возьмись, — старший лейтенант. Высокий, чернобровый, стройный. Лицо знакомое. Улыбается и заключает меня в объятия.
— Вот где довелось встретиться…
Так это же мой давний друг и товарищ по Днепродзержинскому аэроклубу и Качинской летной школе Василий Дрыгин! На гимнастерке солидный ряд орденов и медалей.
— Здорово воюешь! — киваю на награды.
— Ты ведь тоже не пасешь задних, — указывает Дрыгин на мои ордена.
— Выручает колхозный «як», — отвечаю с гордостью. — А как у тебя машина?
— В общем неплохая.
— Об Иване Ребрике не слышал?
— Как же! — воскликнул Дрыгин. — В соседней эскадрилье воевал… — и вдруг осекся.
У меня тревожно сжалось сердце: неужели погиб? Словно угадав мои мысли, Дрыгин нахмурился.
— На Сталинградском фронте… Мог бы спастись, да помешал нелепый случай. Понимаешь, выбросился из подбитого самолета, а стропа парашюта зацепилась за стабилизатор… Храбрый был летчик и настоящий друг.
Вспомнили с Василием наших качинцев — Бабенко, Тетерюка, Петушкова, Ищука, Горшкова и других ребят.
В состав нашего полка влилась третья эскадрилья. Командует ею майор И. В. Шмелев. Чем больше летчиков, тем веселее жизнь. Кроме того, эскадрилья существенно усиливала нас, боевые возможности полка теперь значительно возросли. Боевой опыт эскадрильи был весомым: она принимала участие в обороне Ленинграда, Прибалтики, Сталинграда.
Майор Шмелев как-то сразу вошел в нашу крылатую боевую семью. Даже внешность у него была располагающая — крепкая, широкая в плечах фигура, роскошная черная шевелюра и огромная борода. Шмелева вскоре так и прозвали: «Борода». А подчиненные между собой называли командира своей эскадрильи Батей.
Заместителем у Шмелева был старший лейтенант Кулаков, опытный боевой летчик, инженером — Федор Авраменко, инженером по вооружению — старший лейтенант Михаил Басе. Все они быстро освоились в новой обстановке, познакомились с людьми и оказались достойным пополнением. К слову сказать, летчики и техники ревниво относились к боевой славе подразделения, ценили своего командира, а Батя, в свою очередь, гордился подготовкой подчиненных. Они, в самом деле, заслуживали высокой оценки. Эскадрилья принимала активное участие во всех воздушных боях и имела, пожалуй, самые малые потери.
Среди летчиков эскадрильи сразу бросался в глаза Виктор Куницын, совсем молодой парень.
— Ну, теперь нашим девчатам есть в кого влюбляться, — пошутил Михаил Погорелов при знакомстве. Виктор смутился и покраснел.
Высокий, стройный, с синими с поволокой глазами, Куницын оказался человеком на удивление собранным и внимательным, замечательным летчиком-истребителем. Но и «пророчество» Миши было небезосновательным.
Тут следует сказать о наших девчатах — парашютоукладчицах Александре Мягковой и Кате Барановой, мастерах по вооружению Лиде Зубковой, Нине Зинченко, Зине Цветковой, Лене Марьясовой, Тане Непомнящей и других специалистах различных профилей. Их труд во фронтовых условиях был далеко не простым делом. Кроме своих прямых, непосредственных обязанностей девушкам нередко приходилось подменять товарищей, выполнять тяжелую физическую работу, которая по плечу лишь мужчинам. Что поделаешь, нехватка людей сказывалась всюду.
Случалось, девчат назначали нести и караульную службу, и они отлично справлялись с поставленной задачей. Помню, в Сальске Шура Мягкова стояла на посту у машин. Уже светало, и Шура увидела в небе группу фашистских самолетов. Летели они стороной и бомбить будто не собирались. Вскоре ветер донес до поста листовки. «Стоит на это тратить горючее», — подумала Мягкова Она ведь знала, с каким презрением наши люди относились к этим бумажкам.
Неожиданно совсем рядом увидела незнакомца в гражданской одежде. Он двигался крадучись, обеспокоенно поглядывал по сторонам.
— Стой, кто идет!
Неизвестный пробормотал что-то невнятное, но не остановился.
— Стой, стрелять буду! — предупредила Шура и прицелилась.
Нарушитель застыл на месте, а Мягкова выстрелом вызвала начальника караула.
Сопровождать задержанного в штаб было поручено Александре Мягковой и Лиде Зубковой. Сосредоточенные, серьезные, они шли за ним с винтовками наперевес: крепкая, статная Мягкова и стройная Лида Зубкова.
На следующий день из штаба полка был получен приказ, подписанный майором Федюниным. В нем Александре Мягковой объявлялась благодарность за бдительность на посту. Видно, не простым прохожим оказался задержанный.
…Двадцать дней апреля промелькнули в учебе, тренировках, кратковременном отдыхе. И вот полк вылетел на Кубань.
Цветут сады. Сверху кажется, что станицы утопают в белых озерах. Смотрю на эту красоту и чувствую, как тоскливо щемит сердце. Все до боли напоминает родной край. Когда-то доведется побывать дома?..
Садимся на аэродром. Не успеваем осмотреть машины, как в небе нарастает грохот. Наблюдатели докладывают: группы бомбардировщиков в сопровождении «мессеров» идут на Краснодар. Хорошо бы ударить по ним внезапно. Кто-то из ребят бросается к кабине своего самолета, но в раздумье застывает на месте: за время перелета выработано все горючее, баки пусты. Жаль. После длительного перерыва так хотелось в бой!
