Птухин еще раз положил на карту линейку, и я вместе с ним мысленно разметил маршрут от Алкала до Сантандера. Прямо под обрезом линейки оказался Бургос — столица мятежников, главная ставка генерала Франко. Лететь над Бургосом, который наверняка охраняется не одной фашистской эскадрильей?
— Ничего, долетите, — сказал Евгений Саввич и вздохнул. — Ну, что касается Бургоса, то мой совет — ни в коем случае не ввязывайтесь в бой. И не только над Бургосом — на всем маршруте. Если в пути не будет задержек, горючего у вас хватит как раз для того, чтобы дойти до Сантандера. Но помните: если не будет задержек!
Этот разговор не выходит у меня из памяти. В свободное время достаю карту и вновь (хотя уже знаю маршрут наизусть) изучаю ее. Да, сомнений не остается, придется расходовать горючее очень экономно. До Сантандера от Алкала — триста сорок километров. А что если фашисты все-таки вынудят нас вступить в бой? И как избежать возможного боя?
Ответ один: лететь на большой, на предельной высоте. Только высота в какой-то мере может гарантировать от встречи с противником. Во всяком случае, если враг даже заметит появление нашей эскадрильи, он не успеет нагнать нас.
Ну, а что будет, если фашисты поступят умнее, не станут гнаться за нами, а просто предупредят следующий аэродром: встречайте, мол, республиканцев на такой-то высоте.
Попробуйте ответить на этот вопрос! А ведь это вопрос жизни или смерти, победы или поражения.
Будущее покажет, как придется действовать. А пока необходимо проверить выносливость испанцев, смогут ли они перенести трудности высотного полета.
Скрывать от испанцев я не хочу ничего. Хуже всего рисовать боевую работу розовыми красками. Мужественные люди любят и ценят откровенность. Летчики воспринимают приказ сдержанно: ни возгласов удивления, ни тени замешательства. Выслушав меня, Клавдий еще раз наклоняется над картой, спокойно перекидывает кашне через плечо и говорит:
— Мы постараемся все сделать, что нужно для успеха.
Ну что ж, в воздух! Набираем высоту. Тысяча метров, две, три… Свежо, руки слегка синеют от холода. Четыре тысячи… Дышится еще легко, но по всему телу разливается предательская слабость. Пять тысяч… Вдыхаю воздух глубокими глотками. Подняться еще? Еще на тысячу! Смотрю по сторонам. Все летчики отлично держатся в строю. Ни одного отстающего.
И я уверенно направляюсь к Мадриду, к аэродрому Алкала. Смотрю на Клавдия — он летит рядом со мной: побледнел от напряжения, торопливо, жадно глотает разреженный воздух. У меня, более опытного летчика, и то усталость уже сковывает тело, появилась сонливость. Хочется закрыть глаза, а еще больше — ринуться вниз, поближе к теплой, милой земле.
Но я разрешаю это себе и своим новым товарищам, только когда мы уже различаем у горизонта, на фоне коричневой цепи Гвадаррамских гор, россыпь мадридских зданий.
Приземляемся организованно. Навстречу нам бегут летчики, авиамеханики.
— Откуда ты привел нам такую подмогу? — весело кричит мне Панас.
— Из Валенсии.
— Ну, теперь мы короли!
Мне остается лишь улыбнуться.
Ночью нам не спится. Бутрым лежит с открытыми глазами, молчит. Панас то и дело курит. Только Волощенко хочется спать, и он с удовольствием заснул бы, но ведь никто не спит!
Странные у меня друзья. Хорошие товарищи! Но не любят лишних успокоительных слов даже тогда, когда они, может быть, и нужны. Молчат, изредка кто-нибудь сделает замечание о моем предстоящем полете, и одно это лучше любых слов говорит, что думают они сейчас о нашей совместной боевой жизни, о предстоящей разлуке.
Сижу за столом, пишу письмо на Родину: из Сантандера его не пошлешь, север отрезан от центральной части Испании.
— При первой возможности передай письмо почтальону, — говорю я Панасу.
Рано утром уже все готово к вылету. Еще раз напоминаю испанцам порядок перелета. Спрашиваю их, все ли здоровы, нет ли у кого каких-либо сомнений или желания остаться здесь.
Неожиданно из строя делает шаг вперед Клавдий.
— Что вы хотите сказать, Клавдий? — спрашиваю я удивленно.
— Несколько слов, товарищ командир.
Он встряхивает кудрявой головой:
— Я говорю от лица всех летчиков эскадрильи. Среди нас четверо из Астурии. Мы летим защищать свой родной край и заверяем вас, товарищ командир, что никакая сила не заставит нас дрогнуть на поле боя. Мы знаем, что в боях за свободу испанского народа погиб ваш любимый друг и командир Алехандро Минаев. Мы будем такими же честными и смелыми воинами, как Алехандро! Будем!
— Ну что ж, по самолетам! — говорю я и иду к своей машине.
До вылета — несколько минут. Возле самолета стоит Хуан, ждет так же, как всегда, держа наготове парашют.
— Камарада Борес, — вдруг тихо и настойчиво говорит Хуан, — я все приготовил… чтобы лететь вместе с вами.
Уже вчера весь день он ходил за мной по пятам и уговаривал взять его с собой.
— Дорогой Хуан! — с мольбой в голосе отвечаю я. — Но ведь ты же прекрасно знаешь, что каждый лишний килограмм — это расход лишнего горючего. А перелет трудный, ты знаешь, что в этом самолете конструктор не предусмотрел второй кабины для пассажира. Как же я заберу тебя с собой?
— Очень просто! — восклицает механик. — Я помещусь в том месте, куда мы обычно укладываем самолетные чехлы.
Не знаю почему, но я сразу же теряю всякую решительность. Если бы Хуан настаивал, я бы, наверно, ни за что не сдался. Но он просит меня как товарищ товарища.
— Но ведь чехлы ты укладываешь в фюзеляж — это место совсем не приспособлено для второго человека.
Хуан угадывает, что я уже, в сущности, согласился.
— Мне много места не потребуется, камарада Борес. Разрешите, я покажу вам.
— Ну, быстрее!
Хуан мигом пролезает в фюзеляж самолета и усаживается на аккумулятор, установленный сзади сиденья летчика.
— Сколько в тебе весу, Хуан?
— Пустяки! — ликует механик. — Каких-нибудь двадцать — тридцать килограммов!
Громкий хохот покрывает этот ответ.
— Он даже в весе недооценивает себя! — смеется Бутрым.
— Возьми его с собой, — уговаривает меня Панас. — Он к тебе привык, и ты к нему. Легче будет! А до Сантандера дотянете. Горючего хватит.
— Ладно, Хуан, неси свой инструмент, чемодан.
— Все уже здесь, камарада Борес!
Ну что ж, надо прощаться.
— Давай руку, Петр! Увидимся?
— Уверен! — коротко отвечает Бутрым и крепко, до хруста, жмет руку. — Нам помирать рановато.
Последний раз взмахиваю рукой из кабины. Самолет плавно бежит по аэродрому и через несколько секунд отрывается от земли. Прекрасно! Добрая примета: вес Хуана совсем не оказал влияния на летные качества машины. Она так же, как и прежде, набирает высоту и безукоризненно слушается рулей управления. Рядом со мной, умело пристроившись, летят мои новые боевые друзья.
