Ознакомительная версия.
Ближайшими задачами батареи являются установка двух орудий возле обеих наших палаток на земле, а двух других – на крыше одного из цехов завода и подготовка казарм для постоянного размещения личного состава. Один огневой взвод вместе со взводом управления будет проживать в бункере – большой землянке, которую предстоит отрыть и обустроить, а другой – в помещении того цеха, над которым будут находиться пушки.
Оказалось, что я и мои друзья попали в первый огневой взвод, командиром которого представился молоденький, среднего роста, худощавый и с очень красивым лицом лейтенант – типичный украинец Василий Шкеть, разговаривавший по-русски с явным украинским акцентом и с невольным частым использованием украинских слов. Командиром второго огневого взвода назвал себя уже немолодой и с небольшой лысиной на голове младший лейтенант Алексеенко. Комиссара в батарею еще не дали.
После выслушанного в столовой сообщения командира все отправились строем по своим палаткам. Здесь командиры взводов объявили порядок и график несения каждым бойцом дежурств вне и внутри палатки. Затем все, кроме дежурного у печки, не полностью раздевшись, сняв с ног ботинки и обмотки, улеглись спать. Несмотря на то что снаружи был страшный, чуть ли не сорокоградусный мороз, а толщина стенки палатки была ничтожной, в ней, к моему удивлению, было достаточно тепло, так как от печки исходило много тепла. Этому способствовало еще и то, что на края палатки были набросаны снаружи снизу грунт и снег, благодаря чему оттуда не поддувало, а сама палатка была устойчива при порывах ветра.
В палатках нам пришлось пожить много суток. И в этот очень морозный период декабря 1941-го и частично января 1942 года наши командиры не стали заставлять нас по утрам обязательно заниматься кратковременной физической зарядкой, как это бывало на территории стадиона «Торпедо».
На следующий день большую часть бойцов батареи заставили рыть на пустыре большую – длиной до 25 метров, шириной до 8 метров и глубиной не менее 4 метров – землянку. В ней должны были размещаться на двухэтажных нарах люди чуть ли не всей батареи – около 30 человек. Поскольку тогда земля была покрыта толстым слоем снега и замерзла на большую глубину, сначала пришлось убрать с выбранной площадки снег, а затем в течение двух дней долбать грунт взятыми на заводе ломами и кирками. После этого стали копать обнаженную глинистую почву лопатами, не прекращая работу даже ночью.
Рытье длилось более недели. Стены вырытой землянки обложили тонкими бревнами и обшили сплошь досками. Наклеили на них газеты, вместо обоев, настелили внутри землянки дощатый пол и соорудили на нем нужное количество двухэтажных нар. Над землянкой сделали кровлю из толстых досок и бревен в три наката (на случай попадания бомб с вражеских самолетов). Одновременно устроили вход, а потом провели внутрь электроосвещение, радио и телефонную связь, поставили на полу печь-буржуйку, длинный стол, стулья, вешалки для одежды, стойку-пирамиду для винтовок и карабинов и другие необходимые вещи.
Конечно, эта работа, в которой, к счастью, мне пришлось заниматься только два дня, была очень тяжелой, и особенно – из-за морозной погоды, от которой приходилось спасаться, периодически отогревая руки и ноги у разложенного рядом костра. Кроме этой работы часть бойцов со второго же дня прибытия на территорию завода занялась установкой четырех 37-миллиметровых пушек на огневые позиции.
В те дни всем бойцам и командирам выдали по теплой военной куртке защитного зеленого цвета в дополнение к шинелям, а некоторым – по тонкой ватной телогрейке под них и ватным брюкам. Предоставили также рабочие и теплые рукавицы. Кроме того, обоим огневым взводам выдали по несколько пар сменных валенок. Они предназначались в основном для тех бойцов, которых ставили на различные посты в мороз на воле, и в частности у двух орудий недалеко от землянки, поскольку эти пушки почти сразу же после установки были подготовлены к ведению огня. Дальше мы стали ходить чаще всего в куртках. Получили также четыре комплекта зеленых стальных касок.
В дневное время на всех пушках регулярно проводилась тренировка боевых расчетов.
Под наступавший Новый, 1942 год каким-то образом немецкие летчики надумали в дневное время совершить налет на заводы в районе Сормова. На подступах к городу самолеты были первыми замечены теми, кому это положено, и от них нашей батарее поступило предупреждение: «Тревога! Положение номер 1!» После этого наши зенитчики немедленно подготовились к бою на обеих пушках возле землянки (другие две находились еще в стадии их установки на крыше цеха). Но когда самолеты появились над Сормовом, одно наше орудие не сумело открыть огонь, так как у него от мороза сильно загустела смазка на затворе и его заклинило. Кроме того, обнаружились дефекты на других узлах пушки. Постреляли хорошо лишь первой пушкой. Самолеты, побросав бомбы куда попало, удалились без потерь. Я при этом налете авиации на орудии не находился. Дальше налеты авиации начали повторяться, и особенно – ночами и в необлачное время. Скоро мы начали стрелять по самолетам из всех четырех орудий.
Неполадки на пушках обнаруживали в основном во время тренировок на них. В этих случаях командир батареи или взвода вызывал к орудию артиллерийского мастера (артмастера, как его называли). У нас этим мастером оказался старшина – примерно 30-летний еврей Самуил Шостак, имевший свою мастерскую – «резиденцию» в ближайшем к нашим палаткам и землянке металлобрабатывающем цехе завода. Рабочие этого цеха часто выполняли заказы Шостака по его устным указаниям или эскизам и чертежам.
При получении вызова к пушкам Шостак, неся с собой сумку с различным инструментом – гаечными ключами, отвертками, клещами, плоскогубцами и другими предметами, не спеша подходил к орудию и спокойно, пуская капли соплей из носа из-за большого холода, замерзшими и покрасневшими пальцами, часто пользуясь подходящим инструментом, вытаскивал из пушки и разбирал дефектный узел, ставил его снова на место или заменял другим.
Шостак очень быстро заметил своего соплеменника – Леву Утевского, и они сразу подружились, стали вместе уединяться и много разговаривать друг с другом. Вскоре Шостак, который в батарее непосредственно подчинялся только ее командиру, а у командиров взводов, будучи отличным специалистом в своем деле, пользовался непререкаемым авторитетом и был совершенно независим от них, обратился к старшему лейтенанту Чернявскому с просьбой выделить ему в помощь двух грамотных бойцов, знакомых с конструкторским делом и умеющих хорошо чертить. В качестве одного из них он сам назвал Леву, а тот – меня. И командир нас отпустил в распоряжение артмастера. Так мы с Левой оказались освобожденными от тяжелейшей физической работы по рытью землянки и обязанностей несения дневных дежурств на пушке и на других местах.
Ознакомительная версия.
