В процессе работы над этой камерой произошло первое знакомство Игоря Васильевича с Алексеем Кузьмичом Кондратьевым, которому шел тогда... четырнадцатый год. Мальчишка бегал по лаборатории, подносил то одну, то другую деталь, помогал во всем старшим. Игорь Васильевич, заметив его серьезность и деловитость, заулыбался.
— Ну давай знакомиться, — протянул он руку.
Тот представился, как взрослый, даже голос звучал басовито:
— Алексей Кузьмич Кондратьев.
— Значит, Кузьмич... Ну хорошо, работай.
С тех пор с легкой руки Курчатова, так и называли его — Кузьмичом.
В лабораторию его привела работница из хозотдела — очень уж смышленый, говорит, мальчонка, да и семья нуждается сильно. К чему готовить парня, в лаборатории не знали. Когда доложили Игорю Васильевичу, тот сказал:
— Пусть будет пока на подхвате, а там увидим. Мальчик старался изо всех сил. Они впрямь был очень сообразительным, хорошо помогал специалистам, а потом и сам стал лаборантом.
Как-то Курчатов, будучи в Центральном Комитете партии, рассказал о юном работнике института. С тех пор как только он появлялся в ЦК, его обязательно спрашивали:
— Ну, как поживает Кузьмич?
— Кузьмич растет, как и наше дело, — отвечал обычно Курчатов.
...Первые же замеры показали, что сечение захвата нейтронов в десять раз больше допустимого. Расстроенный Панасюк повторил измерения. Но приборы подтвердили прежний результат.
— Эти образцы относятся к нейтронам, как голодные волки к ягнятам, — резюмировал он свой доклад Курчатову.
Но Игорь Васильевич (разговор шел в его кабинете) не был удивлен, он ждал такого результата — ведь никакой специальной обработки этот графит не проходил.
На одном из заводов обнаружили довольно чистый графит.
Но измерения показали, что и новая порция графита для реактора не подходит. Слишком жадно захватываются нейтроны. Примеси действовали губительно.
Игорь Васильевич собрал специалистов. Решили больше не полагаться на удачу в поисках готового продукта, а заказать его промышленности.
Дать чистый графит с ходу заводы, конечно, не могли. Надо было прежде технически и технологически перестроить производство. Нужны были опытные в этом деле люди. И такие люди нашлись: Владимир Владимирович Гончаров и Николай Федотович Правдюк.
Владимир Владимирович, или Веве, как его по инициалам дружески называл Игорь Васильевич, работал в институте почти с самого его основания. Правдюка Игорь Васильевич знал хорошо по Крымскому университету и работе в Баку, а потом в Москве, и привлек как специалиста по электрометаллургии, ученика академика А. А. Вайкова. Разыскал же Правдюка он с помощью... радиовещания.
Как-то по радио передавался указ о награждении орденами работников танковой промышленности. В числе награжденных был Правдюк Николай Федотович. Срочно был найден адрес, и ему полетела приветственная телеграмма от друга юности. А потом Курчатов явился к Правдюку домой. Правда, хозяина не застал, но попросил передать, чтобы он непременно приехал к нему.
При встрече Игорь Васильевич спросил Николая Федотовича, не пошел бы он к нему помогать в трудном деле, близком к его специальности.
— Я бы рад, — отметил Правдюк. — Но меня не отпустят — ведь война не кончилась.
— И у нас фронт, и у нас битва.
Договорились, что Игорь Васильевич начнет хлопотать...
Под непосредственным руководством Курчатова были разработаны требования к реакторному графиту, который должна дать промышленность. И очень жесткие для производства. Достаточно сказать, что примесь бора не должна была превышать миллионных долей, а редких земель — должно было быть еще меньше.
...На заводе старались удовлетворить требования института за счет выбора самого чистого сырья. Курчатов и Гончаров часто ездили на завод, помогали производственникам. Вскоре подключился к этой работе и Н. Ф. Правдюк. Почти каждый день он докладывал о делах Игорю Васильевичу. Тот выслушивал, уточнял, советовал, записывал в свою книгу то, что он решил предпринять.
В одну из таких бесед Николай Федотович рассказал об обсуждении требования института к чистоте графита в дирекции завода. Директор жаловался: «Ваши требования многие встречают в штыки. А мы им ничем возразить не можем, сами не понимаем, для чего вам такая дьявольская чистота графита?»
— Ну что я мог ответить? — улыбается Правдюк. Курчатов, поглаживая бороду, соглашается:
— Безусловно, звонить в колокола мы не можем.
— На этой почве, — продолжает Правдюк, — произошла даже курьезная история. Ко мне на заводе подошел инженер. «Я, — говорит, — понимаю важность жестких требований. Но скажите, каким методом вы делаете алмазы? Я всю литературу перечитал. Как высоздаете давлениеикаковвыход продукции?»
Игорь Васильевич от души посмеялся — действительно, неожиданный вывод — алмазы!..
И все же, когда стали испытывать графит, то обнаружился брак. Была введена новая технология, хотя и усложнившая производство, но от нее ждали чистого продукта. На заводе создали специальную лабораторию. Один из лучших советских специалистов по графиту возглавил заводские испытания. Графит пошел лучшего качества.
Наконец физические испытания института тоже подтвердили, что партия графита, полученная с завода, имеет сечение захвата, не выходящее за пределы контрольной цифры, данной Игорем Васильевичем. Курчатов вздохнул облегченно. Но темпов, предупредил он, не ослаблять, наоборот, повышать их — ведь графита только для первого реактора нужно сотни тонн. Да и физические испытания в институте надо вести более широким фронтом, чтобы ни один графитовый кирпич не миновал их.
Измерения проводились в двух «госпитальных» палатках, развернутых прямо напротив здания института. Часто сюда приходил Игорь Васильевич, сам садился за установку, выполнял измерения час, другой, третий...
Если по теоретическим расчетам графита требовалось сотни тонн, то урана несколько меньше — до 50 тонн. Но проблема обеспечения реактора ураном была ничуть не более легкой.
Тут цепь предприятий, от которых зависело получение продукта высокой чистоты, была еще длиннее. Она начиналась с рудника, где добывалась урановая руда, проходила через обогатительные фабрики и заводы металлического урана. Процесс производства урана осложнялся тем, что требовалась аппаратура, изготовленная из специальных материалов. При этом должна была соблюдаться очень точная дозировка реагентов и строжайше поддерживаться необходимая температура. Получение металлического урана невозможно без большого количества исключительно чистых реактивов.
