А конюшни его величества? Они обошлись казне более чем в три миллиона ливров. А пять сотен слуг королевы? На содержание всех этих фрейлин, камергеров, докторов казна ежегодно выплачивала до полумиллиона ливров. А дорогие подарки, стоившие непостижимых денег, а редчайшие драгоценности, а роскошные праздники, пиры и приемы, а пожизненные пенсии и ренты придворным и военным…
Увы, финансовая дисциплина не была знакома ни его величеству, ни его ближайшему окружению. И все же Кольбер пытался придать оформлению государственных расходов хотя бы видимость упорядоченности и законности. Счета должен был подписывать государственный секретарь, по ведомству которого тратились деньги. Затем требовалась виза генерального контролера финансов, определявшего, за счет чего даются ассигнования. Если речь шла о выплате более чем трехсот ливров, сам король делал пометку: «Хорошо» — и ставил свою подпись. При оплате тайных расходов он писал: «Мне известно назначение этой суммы».
Подписывая приносимые ему бумаги, Людовик XIV иногда задавал какие-то вопросы о доходах и расходах, хотя специалистом в этой области считал только Кольбера, которому он любил говорить: — Вы знаете, что в вопросах финансов я одобряю все, что вы делаете, и, по-моему, делаете хорошо.
Хотя Людовик XIV и считался самым богатым монархом в Европе, Кольберу приходилось буквально залатывать одну дыру за другой. Некоторое время ему удавалось сводить концы с концами, но бесконечные разорительные войны, проводимые королем и военным министром маркизом де Лувуа, который очень быстро стал главным врагом Кольбера, пожирали все.
Неутомимый Кольбер не щадил себя. За последние пятнадцать лет по его инициативе было принято более сорока наиважнейших регламентов и инструкций. Их жесткость, а порой и жесткость вызывали всю гамму несогласий — от робких возражений до решительных протестов. Все плоды усилий Кольбера уничтожались войнами (они, собственно, и положили конец кольберовской «перестройке»), и ему пришлось под конец жизни признать несовместимость экономической системы и методов правления Людовика XIV. Сломленный этой неудачей, уставший и измученный болезнями, он сник и тут же попал в немилость у короля.
Кольбер умер 6 сентября 1683 года в возрасте 64 лет.
Известно, что Людовик XIV направил умирающему Кольберу личное письмо, но министр, неизменно послушный государевой воле, на краю могилы отказался даже вскрыть это послание. Он лишь тихо сказал: — Я не хочу слышать о короле… Пусть хотя бы сейчас он оставит меня в покое…
Поначалу показалось, что смерть верного Кольбера не особенно взволновала короля. Лишь значительно позже он оценит всю тяжесть потери. Когда Кольбера не стало, на страну обрушился, как сейчас говорят, финансовый кризис. Известно, например, что уже в год его смерти дефицит бюджета составил около шести миллионов ливров.
Простой народ, ожесточенный тяготами жизни, ненавидевший Кольбера (а тот любви народа никогда не искал и популизмом не занимался) и готовый рукоплескать любому изменению в правлении, пока не разочаруется в очередной раз, напал на похоронное шествие, и солдатам даже пришлось защищать гроб министра. Зато среди власть имущих всех уровней раздался дружный вздох облегчения… Наконец-то вновь пришло время привычных злоупотреблений и бесконтрольности.
Слухи о некоем узнике, лицо которого всегда скрывала маска, впервые распространились в Версале в начале второго десятилетия XVIII века. Их источником оказалась весьма осведомленная в дворцовых интригах Шарлотта-Елизавета Баварская, вдова брата короля Людовика XIV.
В октябре 1711 года в письмах к своей тетке, герцогине Ганноверской, она рассказала о распространившихся при дворе разговорах о таинственном узнике главной королевской тюрьмы. По ее словам, в Бастилии в течение нескольких лет содержался и умер один человек, который всегда был в маске: якобы это был английский лорд, замешанный в заговоре против английского короля Вильгельма III Оранского.
«Я только что узнала, — писала Шарлотта-Елизавета Баварская, — кто такой человек в маске, умерший в Бастилии. Если он носил маску, это вовсе не следствие варварства; он — английский лорд, который был замешан в предприятии герцога Бервика против короля Вильгельма. Он умер таким образом, чтобы король не смог никогда узнать, что с ним стало».
Естественно, подобные сведения неправдоподобны по определению. Герцог Джеймс Бервик был побочным сыном Иакова II из династии Стюартов, свергнутого с престола в 1688 году. После революции он эмигрировал во Францию, участвовал в войнах Людовика XIV (в том числе и против Англии) и даже получил чин маршала Франции. «Предприятие герцога Бервика против короля Вильгельма» могло быть только одним из многочисленных якобитских заговоров, но тогда не совсем понятно, зачем было держать участника этого заговора в Бастилии и вдобавок скрывать его лицо под маской? Короче говоря, процитированное письмо содержит столь очевидно абсурдное объяснение загадки, что это невольно наводит на мысль о сознательной дезинформации.
Позднее, в 1745 году, в Амстердаме вышла без указания имени автора книга «Секретные записки по истории Персии», где в стиле знаменитых «Персидских писем» Монтескьё рассказывалось о судьбе некоего Жиафера, незаконного сына Шаха-Аббаса, давшего пощечину своему сводному брату Сефи-Мирзе и осужденного за это на вечное заключение. Из текста становилось ясно, что этот узник — граф де Вермандуа, сын Людовика XIV и его фаворитки Луизы де Лавалльер. Согласно этой версии, после пощечины, данной графом дофину, королю пришлось отреагировать. По совету военного министра маркиза де Лувуа был пущен слух о том, что граф де Вермандуа погиб во время войны во Фландрии, на самом же деле он был заточен в железной маске на лице в замок Пиньероль, а позже переведен в крепость на острове Сент-Маргерит.
Еще позже, в 1751 году, находившийся в эмиграции Вольтер в своем капитальном труде «Век Людовика XIV» поведал миру о том, что таинственным узником был брат Людовика XIV, сын королевы Анны Австрийской и одного из ее фаворитов, ставший жертвой политических интриг и борьбы за власть. Он-то якобы и должен был до самой смерти носить на лице железную маску.
Вольтеру с готовностью поверили. Еще бы, ведь он сам дважды сидел в Бастилии и был почти очевидцем событий. К тому же автор сам написал в одном из своих писем:
«Я довольно осведомлен о приключениях человека в железной маске, умершего в Бастилии. Я разговаривал с людьми, которые при нем служили».
К сожалению, доказательства Вольтера были слабоваты. В его книге говорится:
