«Мать городов русских» не была оставлена без поддержки извне. Некие «люди той стороны Днепра» собрались в ладьях «и стояли на том берегу. И нельзя было ни тем пробраться в Киев, ни этим из Киева к ним. И стали печалиться люди в городе, и сказали: „Нет ли кого, кто бы смог перебраться на ту сторону и передать им: если не подступите утром к городу – сдадимся печенегам“. И сказал один отрок: „Я проберусь“. И ответили ему: „Иди“. Он же вышел из города, держа уздечку, и побежал через стоянку печенегов, спрашивая их: „Не видел ли кто-нибудь коня?“ Ибо знал он по-печенежски, и его принимали за своего. И когда приблизился он к реке, то, скинув одежду, бросился в Днепр и поплыл. Увидев это, печенеги кинулись за ним, стреляли в него, но не смогли ничего с ним сделать. На том берегу заметили это, подплыли к нему в ладье, взяли его в ладью и привезли к дружине. И сказал им отрок: „Если не подойдете завтра к городу, то люди сдадутся печенегам“. Воевода же их, по имени Претич, сказал на это: „Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав“. И на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали. Печенегам же показалось, что пришел сам князь, и побежали от города врассыпную. И вышла Ольга с внуками и людьми к ладьям. Печенежский же князь, увидев это, возвратился один и обратился к воеводе Претичу: „Кто это пришел?“ А тот ответил ему: „Люди той стороны“. Печенежский князь снова спросил: „А ты не князь ли?“ Претич же ответил: „Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем – бесчисленное их множество“. Так сказал он, чтобы напугать печенегов. Князь же печенежский сказал Претичу: „Будь мне другом“. Тот ответил: „Будет так“. И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы, а тот дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города. И нельзя было вывести коня и напоить: стояли печенеги на Лыбеди. И послали киевляне к Святославу со словами: „Ты, княже, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул. А нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?“ Услышав эти слова, Святослав с дружиной быстро сел на коней и вернулся в Киев; приветствовал мать свою и детей и сожалел об ущербе, нанесенном печенегами. И собрав воинов, прогнал печенегов в поле, и наступил мир».
Так излагает ход событий «Повесть временных лет». Летописный текст противоречив и неясен. Почему после заключения мира между Претичем и печенегами осада не была прекращена? Напротив, отступление печенегов от Клева как будто еще более ухудшило положение горожан. Каким образом киевляне, которые ранее не могли послать весточку Претичу, стоявшему на другом берегу Днепра, умудрились связаться со Святославом, воевавшим в Болгарии? Наконец, куда девался Претич после прихода Святослава? Почему «Повесть временных лет» ничего более не сообщает о нем? Складывается впечатление, что Киев был освобожден как бы два раза – сначала Претичем, а затем Святославом. Возникшее противоречие разрешил А. А. Шахматов, который пришел к выводу, что рассказ летописи об освобождении Киева от печенегов является компиляцией из двух независимых источников, один из которых считал спасителем Киева Претича, а другой – Святослава{399}. Рассматривая летописный текст в плане его последовательного осложнения вставками, Шахматов считал, что в так называемом «Древнейшем своде» (первой половины XI века) рассказ о Претиче отсутствовал и появился он в «Начальном своде» (конца XI века, оба свода, напомню, предшествовали «Повести временных лет»). Позднее А. Г. Кузьмин отметил, что в данном случае «речь может идти о соединении в летописи двух разных версий, а не о последовательной редакции одного и того же предания»{400}.
Летописный текст соткан из народных преданий. Отдельный сюжет первоначально составляла и история о молодом киевлянине, который пробрался сквозь печенежский лагерь, чтобы попросить о помощи. Сказания о нем и Претиче искусственно соединены – зачем воеводе был нужен гонец, если его силы уже стояли на берегу Днепра и он знал, что княгиню надо выручать? В духе фольклора и изображение печенегов глупцами, которых Претич разогнал не оружием, а трубными звуками и криком горожан{401}. И это рассказывалось про печенегов, которые, как известно, сами были большие любители потрубить! В предании подчеркивалось умственное превосходство русских над врагом. Возможно, поэтому подвиг Претича, «обманувшего печенежского князя, и подвиг отрока, хитростью пробравшегося через печенежский лагерь, объединены в одном рассказе»{402}. Весьма символичны и подарки, которыми обменялись воевода и печенежский князь.
Итак, в летописи отразились две версии спасения Киева от печенегов. Претич в роли спасителя Киева выглядит «убедительнее». Во-первых, потому, что Святослав прискакал в Киев «быстро» и с небольшой дружиной. Он явно не собирался воевать с печенегами, которые, согласно «Повести временных лет», стояли под Киевом «силой великой – было их бесчисленное множество». Во-вторых, даже если бы гонцу и удалось вырваться из осажденного города, его путь в Болгарию, а затем путь Святослава из Болгарии в Киев заняли бы несколько месяцев. Могли ли рассчитывать киевляне, сильно страдавшие от голода и жажды, что помощь успеет подойти вовремя? Любопытно, что Святослав, прибыв на Русь, сначала свободно прошел в Киев, где удостоверился, что мать и дети живы (странно, ведь Ольга с внуками «вышла к ладьям» и, вероятно, была перевезена на другой берег еще во время шума, поднятого людьми Претича?), а затем только собрал воинов и «прогнал печенегов в поле». Получается, что осада с Киева уже была снята до Святослава. Киев явно был спасен до прихода князя, и спасен Претичем{403}. Кто же такой этот воевода «той стороны Днепра»?
«Повесть временных лет» сообщает, что на вопрос печенежского князя («А ты не князь ли?») Претич ответил: «Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем – бесчисленное их множество». Из этого диалога, как кажется, можно сделать вывод – Претич выдавал себя за воеводу Святослава или даже был таковым на самом деле. Однако Претич не мог действовать в авангарде войск Святослава, потому что князь, как видно из летописного текста, сам спешил на Русь с малыми силами. Да и по правде говоря, воевода никакого князя не ждал, а все сказанное им печенежскому князю было блефом. При этом Претич стоял на левом берегу Днепра и, следовательно, князь, за воеводу которого он себя выдавал, должен был подойти к Киеву с востока, а Святослав в это время находился на Дунае, о чем печенеги прекрасно знали. Еще раз подчеркну: рассказы об освобождении Киева Претичем и Святославом не только не связаны между собой, но и противоречат друг другу. Когда печенег спросил Претича о князе «той стороны» Днепра, то он имел в виду не Святослава, а какого-то другого князя, находившегося в это время к востоку от Киева. Может быть, некого левобережного владетеля?{404}
На левом берегу располагался Чернигов – второй по значению город Среднего Поднепровья после Киева. Но имелся ли там князь в середине X века? Предание, как водится, связывает основание города с неким легендарным князем Черным, будто бы воевавшим с древлянами и погибшим в сражении с хазарами. В Чернигове старожилы показывали курган «Черная могила» и курган княжны Черны, считавшиеся, соответственно, могилами князя Черного и его дочери, которая якобы выбросилась из окна своего терема во время осады города древлянским князем, пленившимся ее красой. Вся эта романтическая история вполне могла появиться в результате соединения легенды об основателе города, имя которого, естественно, и должен был носить город, и известного сюжета из времен Батыева нашествия{405}. Но черниговцы и по сей день не забывают о князе Черном – относительно недавно в городе появилась улица, переименованная в его честь. В советское время она называлась скромнее – Пролетарская.
Предания о князе Черном позволили историкам предположить, что в Чернигове был княжеский стол. Впервые об этом как о серьезном научном построении стало возможным говорить после детального изучения местного кургана «Черная могила», проведенного Б. А. Рыбаковым. Выводы из анализа находок позволили исследователю утверждать, что в Чернигове в X веке имелись свои князья{406}. Построение Рыбакова встретило поддержку среди специалистов, однако нашлись и противники, считавшие, что в Чернигове тогда княжеского стола не было и городом управляли напрямую из Киева{407}. Главным аргументом противников гипотезы Рыбакова является уверенность в том, что в середине X века на Руси была всего одна княжеская династия – Рюриковичей. Однако текст договора 944 года позволяет не согласиться с этим. Не выдерживает критики и предположение о том, что в «Черной могиле» покоится какой-то воевода или наместник киевского князя. Анализ сюжетов на оковке ритона из этого кургана показывает, что они отражали представление славян о княжеской власти, а следовательно, предметы из могилы являются княжескими{408}.
