Но это чувство полёта я ощущаю и сейчас!
— Пап, помнишь, как до войны ты летом на даче катал меня на велосипеде?
— Конечно помню, — смеётся Папа. — Тебе понравилось!
— Мне не просто понравилось, — говорю, — а мне казалось, что мы с тобой летим!
Мы стоим около Исаакиевского собора и едим пирожки «на потом».
— Сейчас мы с тобой пойдём в одно удивительное место, — говорит Папа, и у него очень загадочная улыбка.
— Это тоже будет чудо?
— Поехали, — говорит Папа, — ты всё поймёшь и тебе очень понравится! — смеётся Папа.
— Папа! Папочка! Неужели есть люди, которым не нравятся чудеса? — кричу.
И думаю: сколько чудес за один день!
Мы проехали на троллейбусе, немножко прошли пешком — мы на Невском и остановились около красивого невысокого здания. На нём вывеска: «Кафе „Норд“». Я думаю: кафе — это очень хорошо, но какие там могут быть чудеса?
Заходим внутрь. По-моему, Папа волнуется. Делаем несколько шагов, к нам подходит пожилой мужчина, одетый как-то по-театральному или даже по-цирковому. Папа что-то тихо ему говорит, мужчина кивает головой, правую руку поднимает и приглашает нас так, как будто давно нас ждал: «Прошу!» Мы идём вместе с ним — я удивляюсь: мы идём по кругу, а здание снаружи совсем не круглое. Я никогда не была в кафе, но, думаю, это кафе необыкновенное, тут, наверное, любые чудеса могут быть! Потому что мы проходим мимо очень красивых, полукруглых… почему-то я их сразу назвала ложами, как в Большом театре. По большому полукругу идёт красивый зелёный бархатный диван, перед ним в середине стол, несколько кресел, тоже из зелёного бархата. Спинка у этого огромного дивана высокая-высокая, но не до потолка. Мы проходим мимо одной ложи — там сидят двое, проходим мимо второй — там никого нет, проходим к третьей — мужчина заходит в неё, приглашает нас, показывает на диван и опять говорит, как самым любимым гостям: «Прошу!»
Мы садимся на диван, он кивает головой, делает что-то вроде полупоклона и уходит. Сразу приходит другой пожилой мужчина, в руках у него два тонких журнала. Он здоровается с нами, один журнал даёт Папе, другой — мне. Я сразу вспоминаю Мамочку, улыбаюсь ему и говорю приветливо: «Благодарю!»
Оказывается, что это совсем не журналы, — это меню, а человек, который их нам принёс, — официант. Папа всё рассказал, когда официант ушёл. Я говорю Папе, что мне ужасно нравится эта ложа — нас никто не видит, и мы никого не видим, как будто мы в отдельной комнате.
Мы едим пирожное, мороженое, пьём чай с лимоном — это так вкусно!
— Пап, и что здесь «удивительное»? — спрашиваю.
— Сейчас расскажу, — говорит Папа очень серьёзно.
И рассказывает.
— Тридцать первого августа двадцать девятого года мы с твоей Мамой пошли в ЗАГС, зарегистрировались и стали официально мужем и женой. Потом мы приехали в лучшее кафе-кондитерскую Петербурга и Ленинграда — мы приехали сюда, в «Норд», и здесь отметили это событие! Здесь мы отпраздновали нашу свадьбу. У нас был один гость — дядя Шура, потому что дядя Миша не смог по работе. Мы съели по пирожному, выпили чай с лимоном — тогда это было очень шикарно, вышли на Невский, Шура посадил нас в открытую машину — это был вообще немыслимый шик, и мы вдвоём поехали на Писарева. А в руках у Мыш… твоей Мамы был букет астр!
Мы оба молчим и пьём чай с лимоном. Папа чуть улыбается и смотрит куда-то далеко, а из глаз его сейчас идёт так много света, больше, чем обычно. В моей голове и в груди всё мчится, мелькает, и я никак не могу это успокоить. И вдруг вижу сцену из какого-то фильма: свадьба, старый человек, наверное уже пьяный, кричит: «Горько! Го-о-рько!» Невеста с женихом встают и целуются, быстро целуются. Тогда все начинают кричать, а народу за столом очень много: «Горько! Горько!» И бедные жених с невестой опять целуются у всех на глазах — теперь уже целуются долго.
И у меня в голове быстро пробегают все наши праздники — я не видела, чтобы Папа когда-нибудь целовал Маму при людях… и даже не видела, чтобы он её обнимал! Только при нас — и то очень редко.
«Это удивительное место!» — сказал Папа. И они оба удивительные, и Мамочка и Папа. Зачем им это «горько», целоваться при людях? Зачем целоваться жениху и невесте при людях? По-моему, это ужасная глупость и неприятность! Сразу в голове и груди у меня всё успокаивается. Я сижу сейчас на зелёном диване в этом кафе — сейчас июнь 1947 года, значит, почти восемнадцать лет назад они здесь праздновали втроём их свадьбу — даже не верится, что я здесь сижу!
Потом дядя Шура посадил их в открытую машину, они поехали по Невскому проспекту, и Мамочка держала в руках букет астр, подаренных ей Папой.
Я думаю, что ни у кого на свете не было такой замечательной свадьбы!
Море и «летающие человечки»
— Сегодня мы поедем на море, это Финский залив, — говорит Папа очень просто, как будто мы в булочную идём, — и будем там купаться, если ты захочешь.
— Папка! Как я могу не захотеть купаться в море! — Я просто завопила от радости. — Я же море никогда не видела, а тут я море увижу и купаться в нём буду.
Мы стоим около моря и любуемся им, день такой тёплый, даже жаркий, совсем нет ветра, а по морю бегут и переливаются маленькие-маленькие волны. Мы на море одни.
— Хочешь купаться? — спрашивает Папа.
— Ну Папа! — смеюсь я.
Мы раздеваемся, бросаем свою одежду недалеко от воды, Папа берёт меня за руку, и мы идём в море. Вода кажется мне тёплой, и мы как-то незаметно доходим до места, где вода мне уже до подбородка, а плавать я не умею. В лагере за три санаторные смены — они по сорок дней — нас водили купаться один раз.
— Мартышка! — говорит Папа. — Есть два предложения: здесь болтаться или пойти подальше, где мне по горло, там я буду держать тебя за руку, а ты будешь плавать с небольшой поддержкой.
— Пошли скорее! — кричу я. — Туда, где тебе по горло!
И я как будто плыву — от счастья я кричу, перехватываю руку, бью ногами и руками по воде, мне кажется, что я плыву, на глубине от радости я кричу всё громче и громче!
— Не кричи, Мартышка, а то воды можешь нахлебаться, — предупреждает Папа.
Я бы плавала ещё и плавала, так это замечательно, но Папка вытаскивает меня из воды, говорит, что так долго купаться нельзя, можно «переохладиться». Он вытирает меня полотенцем, мы одеваемся, садимся на полотенце и опять любуемся морем.
— Здесь поблизости есть парк с аттракционами — качели, карусель, «летающие человечки», много всего, — говорит Папа задумчиво. — Он, конечно, закрыт, но мы можем туда пойти — вдруг нам что-нибудь откроют?
