Вскоре полицейские начали нам мстить. Мы ожидали этого — должны же они были как-то нам ответить — и приготовились. Мы обуздали свой страх перед смертью, и это позволяло нам иметь дело с полицией при любых обстоятельствах. Полицейские стали вести учет личного транспорта «Черных пантер». Как только в их поле зрения оказывалась наша машина, они обязательно ее останавливали и осматривали в поисках возможных неисправностей. Это была детская уловка, но именно так привыкли действовать полицейские. Мы всегда следили за своими машинами и держали их в порядке, и полицейские из сил выбивались, чтобы найти хотя бы один предлог с целью остановить нас. Поскольку мы были в ладах с законом, они довольно скоро перешли к незаконным способам. Лично меня полиция останавливала и расспрашивала раз сорок или пятьдесят, причем меня не арестовывали и даже не выписывали штрафную квитанцию в большинстве случаев. Несколько раз все заканчивалось ордером на арест, и это доказывало, как далеко были готовы пойти полицейские. Однажды меня остановили и стали проверять номера и осматривать машину с целью уличить меня в нарушении Автомобильного кодекса. В течение получаса полицейский ходил вокруг да около моей машины, проверяя, в порядке ли фары, гудок, шины и прочее и прочее. Наконец, он начал дергать задний номерной знак. Оттуда выскочил болтик, и полицейский выписал мне квитанцию за поддельный номерной знак.
Некоторые стычки с полицией носили более драматический характер. Временами полицейские вытаскивали свои пистолеты из кобуры, а мы доставали свои. Так продолжалось до тех пор, пока мы не оказывались в тупике. Эти инциденты с оружием частенько случались со мной. Нередко я чувствовал, что когда-нибудь полицейские сойдут с ума и нажмут на курок. У некоторых полицейских настолько расходились нервы, что казалось, они вот-вот выпустят пули из своих пистолетов. Я предпочел бы получить пулю от смельчака, гораздо меньше склонного к панике, но мы были готовы ко всему. Иногда полицейские грозились выстрелить, полагая, что запугают меня до смерти. Но я помнил уроки, полученные во время одиночного заключения, и насквозь видел все глупые выходки полицейских. Они могли означать лишь одно — полиция нас боялась, это было яснее ясного. Каждый день мы заявляли о себе, полностью сознавая то, что мы можем не вернуться домой и больше не увидеть друг друга. Нас связывали такие узы, прочнее которых нет на свете.
Однажды, когда я садился в свою машину, припаркованную перед первым офисом «Черных пантер» на Пятьдесят восьмой-стрит в Окленде, какой-то полицейский вынул пистолет и нацелился на меня. Вокруг нас стали собираться люди, но полицейские приказали им очистить территорию. Не обращая внимания на пистолет, я вышел из машины и попросил собравшихся пройти в офис нашей партии. У людей есть право наблюдать за действиями полиции. Потом я назвал полицейского неграмотным голодранцем из Джорджии, приехавшим на Запад искать спасения от издольщины. После этого я стал ходить вокруг машины и рассказывать собравшимся гражданам о полиции и о праве каждого человека носить оружие. Я действовал чисто на удачу, но понимал, что полицейский не застрелит меня при таком скоплении народа. Он бы очень хотел убить меня безо всякого повода, я больше чем уверен, но не на глазах стольких свидетелей.
Другой полицейский позволил себе не меньше. Этой инцидент произошел в Ричмонде. Я задержался на улице, чтобы посмотреть, как полицейский на мотоцикле задает вопросы какому-то гражданину. При виде меня полицейский испытал заметное раздражение, и это было видно невооруженным взглядом. Однако я продолжал стоять на месте, находясь на разумном расстоянии от полицейского, и сжимал дробовик в руке. Закончив разбираться с гражданином, страж порядка подкатил ко мне на мотоцикле и спросил, намеревался ли я выдвинуть обвинение в проявлении жестокости со стороны полиции. Примерно десяток людей столпился вокруг нас. «Ты что, параноик? — ответил я на это. — Ты думаешь, ты что-нибудь значишь? Ты думаешь, я буду тратить свое время на то, чтобы пойти в полицейский участок и заявлять на тебя? Да ни за что. Ты просто трус, вот и все». С этими словами я забрался в свою машину. Полицейский попытался помешать мне закрыть дверь, но я захлопнул ее и сказал мотоциклисту в форме, чтобы он убрал прочь свои руки. К этому моменту наблюдавшие за происходящим люди уже вовсю смеялись. Спасаясь от унижения, полицейский уехал, кипя от злобы. Проехав пол-улицы, он развернулся и поехал назад. Он испытывал дикое желание что-то сделать, его лицо побагровело от гнева. Полицейский притормозил рядом с моей машиной, наклонил ко мне голову и произнес: «Ночью ты бы такого не сделал». В ответ я сказал: «Вы правы. Совершенно точно не сделал бы, но вы мне угрожаете сейчас, не так ли?» Он покраснел пуще прежнего, резко нажал на газ и убрался восвояси.
Полицейские со страшной силой хотели достать меня, но им приходилось делать свою грязную работу не на виду у общины. Имея дело с невооруженным гражданином, полицейские обходились с ним жестоко, причем это происходило случайно. Но если человек был готов защищать себя, то в этой ситуации полицейские мало чем отличались от преступников, предпочитая работать по ночам.
Был еще один случай. Я оплатил несколько счетов отца и завернул в наш офис. Поскольку я не хотел вредить семейным делам, я не взял с собой дробовик, оружие осталось дома. Зато у меня на поясе висел кинжал в ножнах. В офисе находились два товарища: Уоррен Такер (он был одним из командиров в партии) и еще один член нашей партии. В разгар нашей беседы в офис ворвался одиннадцатилетний мальчик и сообщил, что в доме его друга бесчинствуют полицейские. Этот дом находился всего в трех кварталах от нашего офиса, и мы поспешили к месту происшествия. У Такера на боку болтался пистолет сорок пятого калибра, но у нас оружия не было. Мы вообще не держали в офисе никакого оружия, потому что бывали там время от времени.
Когда мы прибыли в нужный дом, то обнаружили там троих полицейских. Они переворачивали кушетки и кресла, с криком требуя у маленького мальчика ответить, где он спрятал дробовик. Парнишка без устали повторял, что у него нет никакого дробовика, но полицейские продолжали искать. Я спросил у полицейского, который показался мне главным в этой компании, был ли у него ордер на обыск, на что мне ответили, что в ордере нет необходимости, так как обыск проводился «по горячим следам». Потом мне было сказано покинуть помещение. Мальчик просил меня остаться, так что я продолжил расспрашивать полицейских. Я сказал им, что они не имели права находиться в доме. Наконец, полицейский обернулся ко мне и посоветовал убраться подобру-поздорову. Я сказал, что уходить не собираюсь, а вот им не помешало бы, ведь ордера у них не было.
